Стратегии счастливых пар

«Гений Вагнера – это гений зла и тьмы. Но пока исполняется его музыка, все мы – публика и исполнители – во власти чар злого волшебника. Она обладает странной силой – она парализует волю даже тех, кто понимает разумом ее опасность, кто отторгает ее априорно. Дух злого волшебника подчиняет всё своей гипнотической воле», – написал Артур Штильман в знаковой статье «Любите ли вы Вагнера?». Что ж, как музыкант, исполнявший все произведения мастера и ощущающий композитора изнутри, он, пожалуй, имеет право на такую оценку и, кажется, не далек от истины. Но даже в этом случае можно смело говорить о грандиозном масштабе исполненной Козимой роли. Если сам Вагнер и был «злым гением», то его жена сумела создать тот противовес, который вернул творчество мастера в русло созидания и позитивного преобразования. Их духовная связь оказалась настолько сильной и неразрывной, что сформировала фундамент для строительства настоящего «семейного клана» Вагнеров, верно служащего ЕГО ИМЕНИ. Ее незримая и могучая духовная сила заключалась в изумляющей потомков способности притягивать к себе людей, причем людей выдающихся и известных. Многие из них, например Альберт Швейцер или Айседора Дункан, сами того не осознавая, оставили в своих книгах важные зерна информации о подруге Вагнера, вознеся таким образом их семейный союз на еще большую, кажущуюся порой недосягаемой высоту. Сама Козима наверняка обладала очень тонким чувством истории, ненавязчиво обращая внимание и выдающихся творцов, и демонических разрушителей на фигуру своего мужа. Это она, всегда памятуя об инфантильном тщеславии своего любимого, создала большую часть его монумента и позаботилась о постоянном блеске того невыразимого сияния, которым приукрасили его имя. Так простим же Козиме ее старческое почитание Гитлера, в котором она, очевидно, угадывала какие‑то черты своего давно умершего мужа и на которого возлагала надежды на новое отношение к его музыке. Впрочем, и тут интуиция не подвела ее. Ведь ею руководила Любовь.

Сексуальная концепция

Кажется, интимный мир Рихарда Вагнера невозможно и нелогично рассматривать в отрыве от его жизненной концепции в целом. Его эротические влечения идут вслед

за духовным восприятием, подчинены ему и находятся у него на службе. Но его эротическая энергия была наделена такой невероятной силой, что делала его завоевателем, и сравнима разве что с кумулятивной энергией снаряда, пробивающего броню танка. Волнующим и несколько шокирующим отличием индивидуальной культуры композитора и его реакций на импульсы собственного либидо является кощунственный и совершенно бесстыдный отказ от их подавления в угоду нормам морали и общественного спокойствия. В чем же причина такого непочтительного отношения к окружающим, близким и друзьям, презрения к чувствам? Вагнера никогда не волновала чужая драма. Вытеснив из своего сердца Минну, он, формально оставаясь ее мужем и заботясь о быте брошенной женщины, одиноко шел по жизни, это духовное одиночество сделало его разрушителем. С одной стороны, налицо бурный, не терпящий ожидания и обоснования поступков темперамент, с другой – жуткий, вампирический эгоцентризм. Пожалуй, есть тут место и тайному влечению к восстанию против норм, показному безрассудству и даже мальчишескому озорству, порой захватывающему его и превращающему в неистового авантюриста или беспощадного тирана. Вагнер намеревался быть тираном во всем и по отношению к каждому, и этот психосексуальный контекст его одержимости проскальзывал практически всегда. Примечательно замечание Петра Чайковского, тонкая гомосексуальная натура которого тотчас уловила душевные волнения и внутренние устремления Вагнера. Говоря об одном дирижере, он заметил: «В нем мало огня, во всей его фигуре нет того престижа, той повелительности, которая порабощает оркестр до того, что все они делаются как бы одной душой, одним колоссальным инструментом. Впрочем, во всей своей жизни я видел только одного такого дирижера – это был Вагнер…» Действительно, Вагнер готов был поработить всех, но Минна не воспринимала его влияния, и тут есть основание говорить о явном несоответствии их интимных ожиданий. Косвенным подтверждением этого является то, что едва ли не самого начала совместной жизни Минне было тягостно находиться с Рихардом вдвоем, и даже в Россию к мужу, поехавшему туда фактически на заработки, она прибыла с сестрой Амалией. А ведь это происходило буквально через год после свадьбы. Позже они вообще не могли находиться наедине: однажды, когда Рихард заехал к жене в Дрезден, она немедленно вызвала туда теперь уже его сестру, Клару, чтобы не оказаться с мужем в замкнутом пространстве. Его присутствие порождало эффект близости к чудовищу, склонившемуся над жертвой, – окружающие всегда ощущали его психологическое давление, и Минна в первую очередь.