|
Так или иначе, узнав о существовании Славяно‑греко‑латинской академии в Москве, Ломоносов начал прорабатывать различные варианты бегства из родных мест и искать возможность выжить в огромном городе. Уже в этот ранний период жизни решение было не эмоциональным порывом, а результатом длительных размышлений, моделирования ситуаций применительно к своему образу и положению, которые, надо полагать, в течение определенного периода времени поддерживали в юноше яростную жажду жизни и непреодолимое желание протаранить жесткие рамки своего социального круга. Нет сомнения, что юношу больше волновало, как добраться до Москвы и получить место в вожделенном учебном заведении, нежели проблема разрыва с семьей, которая тормозила его движение к знаниям и к новой пленительной жизни, волнующий запах которой молодой искатель уже успел почуять в прочитанных книгах. По мере того как в Михаиле, которому уже исполнилось девятнадцать, росла жажда нового, в нем одновременно улетучивались последние сомнения. Наконец, когда представился удобный случай, он, даже не попрощавшись с родными, двинулся вслед за караваном с мерзлой рыбой. Ломоносов и в этой нестандартной судьбоносной ситуации, и всегда в дальнейшем неизменно использовал все возможные средства, способные приблизить его к решению своей тактической задачи – несомненное качество победителей. Так, догнав караван, он умолил приказчика взять его с собою, чтобы «только увидеть» Москву, и лишь много позже, уже в самом городе, юноша раскрыл истинные замыслы и убедил зачислить себя в ряды учеников Славяно‑греко‑латинской академии, назвавшись при этом дворянским сыном. Несколько позже, уже в стенах учебного заведения, он еще раз пошел на беззастенчивый обман для получения допуска к большим знаниям и перспективам – чтобы попасть в состав географической экспедиции в должности священника, Ломоносов, ни секунды не колеблясь, объявил себя под присягой сыном священника. Правда, в последнем случае обман раскрылся, и он наверняка поплатился бы будущим, не прояви до этого случая исключительного трудолюбия и просто потрясающей выдержки при приобретении знаний. Все же интересно, что взращенный в достаточно религиозной среде России Ломоносов не побоялся под присягой сказать неправду ради своего будущего – кажется, уже тогда он очень близко подошел к рождению идеи. Условия для продвижения в царстве наук в те времена в России были действительно предельно сложными: живя в полуголодном состоянии, подрабатывая рубкой дров и чтением псалмов над покойниками, чтобы самому не умереть с голоду и не сойти с ума от напряжения, Михаил Ломоносов все же неотступно вгрызался в старинные письмена Аристотеля, Цицерона, Цезаря, Сенеки, Плутарха, Гомера, Горация, Макиавелли и многих других авторов, которых его более молодые одноклассники игнорировали или бросали недочитанными. На фоне отказа от достатка в отцовском доме и перспективы получения солидного наследства его учение не просто выглядело призрачной иллюзией, а было для окружающих сродни сумасшествию. — 111 —
|