Однако, эту главу еще рано завершать. Потому что существует Психимора - персонаж семейной трилогии Эрве Базена «Семья Резо». Вот ее не стоит путать с бабой Ягой. Если баба Яга несет в себе амбивалентность и выступает не столько в качестве страшилки, сколько реального помощника героя и испытательного полигона, то Психимора олицетворяет слепую стихию власти над собственными детьми, которая уродливо деформирует детей, и им в силу привычки порой уже не обойтись без постоянного заряда взаимной ненависти. Эта ненависть становится питательной средой развития, единственным привычным обстоятельством. Без Психиморы, без военных действий с ней, жизнь становится пресной. «Возможно, вы этого не поймете, но я скучал. Конечно, нас принимали и угощали по-королевски, мы пользовались полной свободой с утра до вечера, в нашем распоряжении были теннисный корт, лодка, бильярдная, многочисленная челядь. Но все развлечения были разрешены официально и не имели прелести запретного плода. Психимора не дрожала от злости при виде их. Фреди, по-видимому, не очень-то разделял мои чувства на этот счет. - Старуха лопнула бы от злости, если бы видела, как мы тут живем, - то и дело твердил я. - В кои-то веки мы избавились от нее, а ты то и дело поминаешь эту ведьму! Ты все время ее ругаешь, а вроде как не можешь обойтись без нее, честное слово! И в самом деле! Играть с огнем, вертеть в руках гадюку - разве это не было с младенческих лет самой любимой моей забавой? Психимора стала мне необходимой, как пенсия для калеки, живущего своим убожеством». Подобные Психиморе мифологические персонажи плодили только подобных себе чудовищ: скандинавский Локи, съев сердце злой женщины, породил вместе с одной великаншей трех чудовищ – мирового змея Ёрмунганда, волка Фенрира и владычицу царства мертвых, Хель. Все эти чудовища выступят на стороне сил Хаоса и разрушения во время Рагнарёка – конца света. Глава двенадцатая Гребешок для лесного духа
В этой главе продолжение темы детских страхов. Эту историю я когда-то давно прочитала в сборнике НФ - рассказов. С тех пор она больше мне не попадалась, а автора я не запомнила. А память о ней осталась настолько сильная, что не было другого выхода, кроме как написать ее заново. — 67 —
|