|
Пьяница мучительно заметался, потом устало уронил голову и проскрипел о том, что это подарок одной леди. «Ложь, — сказал я твердо. — Это колье было само подарено леди, и она не могла передаривать его. Тем более, насколько мы с вами знаем, мужчинам не принято дарить украшения!» — «Тем не менее это так!» — упрямо повторил Биг Бэн. «Вы можете доказать это?» — спросил я. Он молча налил себе вина и затем кивнул головой. «Да. Если вы не побоитесь доказательств». Его тон смутил меня: «Кто или что будет свидетельствовать правдивость ваших слов, Биг Бэн?» — «Она сама скажет вам об этом». Я похолодел и, боясь ошибки, переспросил: «Кто? Кто?» — «Лайма!» — ответил старик и залпом осушил бокал. И еще через день, трепеща от ужаса и ожидания, я был в доме Биг Бэна. Громадное серое здание, с давно утраченными претензиями на роскошь, обшарпанный фасад с высокими окнами и пилястрами, еле видимыми среди облетевшей штукатурки. Изъеденные временем колонны и скульптуры в нишах. Воистину дом являл собой такую древность, что трудно было отнести его к какой-либо эпохе или стилю. Верно, его года навевали не только эти риторические вопросы. Люди, населявшие дом, давно покинули его, боясь, что еле дышащие стены в любой момент могут превратиться в развалины. И лишь один Биг Бэн, как капитан тонущего корабля, остался верен своему жилищу. Оставленная жильцами громадина давала простор его натуре. «Мой дворец!» — представил он свой дом. Да, другие такие же покои трудно было сыскать. Бесконечные анфилады полупустых комнат, где среди громоздкой мебели, забытой кем-то и когда-то, жило только чуткое эхо да десятки летучих мышей. Порой сюда приходили в поисках ночлега нищие старушки и старички. Они испуганно жались к стенкам, шепча то ли молитвы, то ли извинения за свое незваное вторжение. Единственно цельный интерьер сохранялся в комнате, расположенной в круглой башне, где жил Биг Бэн. Там среди стеллажей с тысячами книг, всевозможных тумбочек, этажерок, резных деревянных шкафов, стульев и бюро стояли, как памятник самим себе, старинные часы Биг Бэна. Циферблат заключался в изысканном футляре, напоминавшем маленькую башню, поддерживаемую золочеными колонками. Элегантное, удлиненное основание часов содержало массивные гири и маятник. Но не их внешний вид, хотя и без сомнения прекрасный, внушал какое-то особое чувство. Самым поразительным был голос часов. Маятник их, скрытый за палисандровой дверцей, стучал, как человеческое сердце. Звон же был столь глубоким и протяжным, словно рождался где-то в немыслимом подземелье, а сюда долетало только его эхо. Пустынно и дико становилось на душе от этого боя, и слезы невольно наворачивались на глаза, хотя мелодии часов порой были далеки от минора. — 130 —
|