|
Ваш Михаил Бейлькин. Михаил Меерович! С удовольствием прочитал Ваш анализ "Смерти в Венеции" Томаса Манна в книге "Секс в кино и литературе". В связи с этим есть несколько вопросов. Что больше тяготит Ашенбаха: то, что объект столь сильного влечения одного с ним пола, или то, что Тадзио так молод? Мадам Гупфле, в образе которой "зашифровал" себя Т. Манн, явно тяготится своей склонностью любить юношей. "Но грустно, конечно, до боли грустно женщине любить мужчину лишь в юноше, в мальчике". А ведь, если бы на месте Гупфле был мужчина, внимание читателя в первую очередь привлекла бы его гомосексуальность, а разница в возрасте отошла бы на задний план. Перечень однополых влюбленностей Томаса Манна, приведенных в Вашей книге, ограничивается юным, но вовсе не детским возрастом. Но на самом-то деле Моэсу, поляку-прототипу Тадзио, было, как известно, всего 10 лет! Таким образом, мальчику прибавили возраст дважды: сначала Манн в новелле, а потом Висконти в фильме. Лично мне какое-либо влечение юноши к писателю кажется абсолютно нереальным, хотя, конечно, Ашенбах мог бы привлечь его внимание и вызвать привязанность к себе, поскольку был незаурядным и интересным человеком. Но сексуальное влечение юноши к пятидесятилетнему старику?! Быть может, для Ашенбаха главным препятствием является возраст, а не однополый характер его любви? Именно поэтому он так и не заговорил с Тадзио? С уважением, Виталий. Дорогой Виталий! Манн никогда не был педофилом. Кроме всего прочего, терзания и проблемы Ашенбаха в новелле и в фильме отнюдь не совпадают. Что же касается реальной жизни Маннов в период пребывания супругов в Венеции, то взаимоотношения писателя с мальчиком не имели ничего общего с влюблённостью. Томас Манн поставил себе целью запугать самого себя теоретически возможным (а на самом деле, абсурдным и немыслимым для него!) любовным чувством к Моэсу, чтобы "излечиться" от гомосексуальности на всю свою дальнейшую жизнь. Возраст Тадзио – 14-лет – при этом особой роли не играет, хотя, разумеется, крайняя юность подростка отягчила бы вину Ашенбаха, если бы тот реализовал своё влечение. Но, повторяю, к реальному десятилетнему мальчику Моесу это никак не относится, так как прототип несравнимо моложе и гораздо менее интересен, чем Тадзио, персонаж новеллы. Манн переплавил выдуманные им эротические эмоции в творчество. Но подчеркну ещё раз: писатель вовсе не был влюблён в Моэса, как, скажем, в Ганса Гансена (это прототип героя его новеллы "Тонио Крёгер"), в Пауля Эренберга (своего друга и любовника, с кем он впервые познал радости физической любви) или в Катю Принсгейм, свою жену. Просто его настолько поразила ангельская красота мальчика, что он почувствовал мимолётный укол в сердце, как и при первой встрече с Катей (о чём он и пишет в своих стихах). Это вряд ли могло его серьёзно напугать; самозапугивание писателя носило явно надуманный характер и, по сути дела, оно крайне наивно. Ведь, в отличие, скажем, от малолетних вундеркиндов из рассказов Давенпорта или от реальных избранников самого Манна, поляк был слишком мал и кроме своей красоты ничем не выделялся из рядов своих сверстников. Сама новелла – свидетельство того, что для писателя детский возраст его героя был абсурдом. Томас Манн смакует именно те детали поведения Тадзио, которые типичны для юноши: патриотизм и ненависть к русским (как к врагам Польши и оккупантам), готовность к любовной связи с мужчиной, самую возможность его метафорического преображения в платоновского Федра или в бога Гермеса и т. д. — 179 —
|