“Я все время с ним ссорилась”, – рассказывала Лит о своем партнере-китайце. Желая уйти от него, она согласилась устроиться на работу на обувной фабрике на острове Пханг-Нга на юге. Возможно, Лит действительно поверила, что речь идет об обувной фабрике, и искренне удивилась, когда выяснилось, что на самом деле это бордель, обслуживающий тайских рабочих оловянных рудников в прибрежной зоне. Она рассказывала, что всех женщин заставляли зачитывать на диктофон определенные слова, свидетельствовавшие, что они поступают на работу в бордель по доброй воле. Если определить точнее новое положение Лит, она попала в рабство. Она провела там год, а потом, поскольку владельцам борделя хотелось постоянно обновлять рабочую силу, ее вышвырнули. Она познакомилась с одноногим полицейским и родила от него ребенка, но ушла от него, когда узнала, что он уже женат. Она поехала на Пхукет – остров-курорт в Андаманском море, где ее знакомые держали бар, и там-то встретила своего первого мужа-австрийца. Он был секс-туристом. Ему понравилась Лит, и он увез ее в Вену, полагая, что Лит – если судить по ее рассказам – окажется послушной и управляемой женой. Когда же выяснилось, что у Лит имеются собственные желания – например, ей захотелось посещать венские казино, – он начал бить ее. Когда Килли увидел ее впервые, у нее был перебит нос и все лицо в синяках. Он купил ей билет в Таиланд, но от мужа-австрийца у нее был ребенок (уже четвертый по счету – все дети от разных мужчин), поэтому Килли купил ей и обратный билет, чтобы она могла вернуться в Вену и позаботиться о своем малыше. Однако в итоге этот ребенок так и остался с отцом в Вене, а Килли с Лит уехали жить в Бан-Као. Это случилось в 1996 году, за одиннадцать лет до моей встречи с ними. Конечно, трудно судить по единственному визиту, но у меня сложилось впечатление, что в отношениях между Килли и Лит есть какая-то честность, которая и делает их чувства крепкими и искренними. Для Лит Килли стал спасительным выходом, и за это она прониклась к нему симпатией. “Я оставлю ей дом и кое-какие деньги, – сказал Килли, – так что она будет богатой женщиной. Ведь каждая деревенская тайская девушка мечтает разбогатеть”. Ну а сам Килли? Почему такой человек, как он, – юрист-международник, уважаемый гражданин и успешный профессионал, – решил закончить свою жизнь в доме в тропиках, в Бан-Као, в Таиланде? Его судьба напомнила мне один эпизод, о котором рассказывал исследователь дальних земель Ричард Бёртон. Оказавшись в 1845 году в области Серода неподалеку от западного побережья Индии, Бёртон набрел на могилу некоего майора Г., своего доброго знакомого, который покинул Англию в юном возрасте и сделал своей страстью и новой родиной Индию, где влюбился в девушку-плясунью. Майор Г., по словам Бёртона, “откупился от полка… купил дом в Сероде, женился на чаровнице и прожил там до конца своих дней”. Его могила являла собой просто нагромождение камней, отмечая место, где погребли его пепел, и Бёртон заметил: “Всегда очень грустно видеть место последнего упокоения соотечественника в каком-нибудь укромном уголке на чужбине, вдали от праха его предков, и сознавать, что могилу ему рыли чужеземцы, что у ее края никогда не стояли скорбящие близкие и ни одна дружеская рука не поднялась, воздавая дань памяти достойно оплаканному усопшему. При виде такого зрелища сжимается сердце скитальца”. — 219 —
|