12 шедевров эротики

И она оглушала его своим шепотом:

— Ты, мой милый! Ты у меня один-единый!

Он припал к ее коленям, скользил руками по стану, вцеплялся ими, как крючьями, в ее грудь. Жестокое сладострастие перекосило его лицо, и ноздри его расширились. Он всасывал глазами улыбку, игравшую на губах Жермены.

Куньоль оставила их одних, как обыкновенно. До них в тишине доносился из леса звук ее ножа, срезавшего сухие сучья, и, как в прежние лучшие дни, их опьянение возрастало под пологом таинственности их уединения.

Часы пробили срок их поцелуям.

Утомление начинало слегка овладевать Жерменой, и вернувшийся рассудок заставил ее раскаяться, что она отдалась.

Он заметил холодный блеск в ее глазах.

— Еще какие-нибудь мысли? — спросил он ее с грустной нежностью.

— Я вспомнила об этом Эйо, которого ты сбросил с лошади. Расскажи мне все, мой милый.

Он рассказал ей все чистосердечно, представляя движение лошади, которая встала на дыбы; падение Эйо и его плачевный вид, когда он поднимался с земли. От шутовского тона его еще резче выступала его мимика.

Она его приласкала.

— Мне нравится, когда ты сердишься.

Она так увлеклась борьбой, что позабыла обо всем, что не относилось к этим двум сцепившимся людям, из которых один, лежавший под другим, стонал и просил пощады.

Звон часов навел ее на мрачные мысли. Бог знает, что еще выйдет из этой встречи? Беспокойство ее возрастало.

— Впрочем, не все ль равно? — сказала она, пожав плечами. Глупо мучиться и портить себе кровь неизвестно из-за чего.

Опьянение этих двух безумных часов продолжало еще оказывать на нее свою силу. Она еще не изведала такого сладостного утомления страсти, и оно навевало на нее, усталую и разнеженную, приятное недомогание. Ее беспокойство растворилось в этой расслабленности. Она медлила, не в силах решиться уйти. Чувство бесконечной беспомощности удерживало ее возле него. Она несколько раз подставляла ему свою щеку.

— Поцелуй меня, — говорила она. — Еще, ну, еще!

Они расстались.

Оставшись одна, она бранила себя за свою слабость, которую хотела забыть.

— Но теперь все кончено, все кончено, — подумала она.

Глава 28

Она вернулась на ферму.

Ее отец молча ходил большими шагами по кухне от одного конца к другому, заложив руки за спину. Он взглянул на нее, остановился на мгновение, открыл было рот, но опять зашагал, подавляя в себе то, что хотел сказать.

— Он знает все, — подумала она.

Она направилась к двери, застигнутая внезапным страхом. Он окликнул ее: