|
Она говорила очень быстро, разжалобившись на самое себя, и начинала, наконец, верить тому, что говорила. Одно время она так вошла в свою роль, что слезы выступали у нее на глазах. Она вынула носовой платок и приложила его к покрасневшим векам. Она надеялась на какое-нибудь доброе движение с его стороны, думала, что, быть может, он откажется от нее, и подкарауливала его краем глаз, увлажненных слезами. Он покачивал головою, продолжая хранить молчание. Она пустилась на хитрость. — Все мужчины эгоисты, думающие только о том, чтобы позабавиться. Женщины для них — одно только средство удовольствия и больше ничего. Им бы хотелось иметь их постоянно под руками, как игрушки. Она воодушевилась. Кровь прилила к ее щекам. Теперь она решительно глядела на него, чтобы вызвать его на ответ. И, подавшись телом вперед, она отчеканивала слова, сопровождая их резкими жестами, как будто кидая их ему в лицо. Но выходило обратное тому, на что она рассчитывала. Вместо того, чтобы разжалобить его, она его ожесточала: его хитрость, лесного жителя, подсказала ему о кознях и сетях, скрытых за этой грудой жалостных слов. Он отошел от стены и сел рядом с ней с руками в карманах. — Ну, и что же? Ты хотела что-то сказать мне? Ну, говори же. Она подумала мгновенье и с красивым жестом, как бы отдаваясь, кинулась ему на грудь с рыданием. — Я не могу сказать всего. Я несчастлива с тобою. Нам надо видеться реже. Позднее, как знать, может быть, все уладится. Он был взволнован. Теплота ее слез размягчила его. — Я гораздо несчастнее, — сказал он, — но не думаю покидать тебя, Жермена. Она объяснила ему, что это не то же самое, стараясь подыскивать убедительные доказательства, и взгляд ее был далекий, как у людей, которые рассуждают. Но он кивал головою, ничуть не убежденный. — Если бы ты мне об этом говорила до завтра, — возразил он, — я все равно бы не поверил. Я устроен, наверно, не так, как другие. Он схватил ее в свои объятья и прижался головою к ее плечу. — Я бы не мог так не видеть тебя целыми днями! Тебе стоило лишь прийти один разочек в лес, а потом ты могла бы уйти; с меня было бы довольно. Но ты не пришла. Она ответила, объясняя причины: она ведь была так занята, даже в воскресенье, вчера, она весь день провела в работе. Его охватывала дрожь перед очевидностью ее обмана, и вдруг спокойно и холодно он спросил ее: — Ты работала вчера? Да? Она не угадала ничего и кивнула головою. Он почувствовал как бы удар, и на лице его выступил пот. — 545 —
|