|
— Дело-то, видно, опять к корове клонится, — подумал Гюлотт, следуя своей мысли. И он показал Эйо по порядку: курятник, дровяной сарай, огород, фруктовый сад, и оттуда направился в поле. Коротконогий человек находил все превосходным. Фруктовый сад оказался «знаменитым». Что касается картофеля, то только диву надо даваться такому росту. И так как они прошли осматривать люцерну, которая находилась от фермы в пятнадцати минутах ходьбы, Эйо вдруг заговорил о коровах, о белянке, которая задыхалась, о соловой, которая была истощена теленком, о черной, которая не стоила многого. — У каждого свои соображения, — возразил Гюлотт спокойно. Мелкий дождь моросил не переставая, застилал перед ними деревню, покрывал тонкой серой сеткой листву и травы. Их одежды были обрызганы алмазными каплями воды, от которой защищал их зонтик в руках Гюлотта. Промокшая земля приставала к их башмакам комьями густой, желтой грязи. И время от времени Эйо тщательно вытирал свои нога о траву, отличаясь вообще чистоплотностью. — Отвратительная погода. Но это ничего не значило. Он не раскаивался, что завернул. Он был далек от этого и повторял свою фразу с сокрушением: — Я очень рад, что нашел вас в добром здоровье. Они пошли по дороге к ферме. У Эйо возникло желание посетить хлев. Он прямо направился к черной корове и ощупал рукой ее бока, брюхо, ноги; оглядел ее рога, вымя; приподнял ее морду, потрогал зубы. И, наконец, решил: — Я бы ее, пожалуй, взял, если сна не слишком дорога, — промолвил он. Гюлотт мерно покачивался взад и вперед. Он сохранил на своем лице равнодушный вид. И спросил: — Тебе ее хочется? — Хочется и не хочется, как сказать. Это все от цены будет зависеть. Они перешли на ты. Гюлотт, казалось, долго обдумывал. — Ну, ладно, для тебя только, и только потому, что для тебя, так уж вот — хочешь, семьсот? Эйо тряхнул головой. — Пятьсот, — сказал он через некоторое время. — Семьсот, — возразил Гюлотт. Кум Эйо, сжав правую руку в кулак, ударил ей изо всей силы по левой руке Гюлотта. — Черт возьми… — проговорил он, — не хочу только торговаться. Даю тебе пятьсот пятьдесят. — Да я-то разве торгуюсь, черт возьми? Пусть не будет ни по-твоему, ни по-моему, не семьсот, даже не шестьсот семьдесят пять, а ровно шестьсот пятьдесят. Вот каков я! Но другой ничего не хотел прибавлять сверх своей суммы. — По-товарищески говоря, Гюлотт, разве она большего стоит? Гюлотт сделал движение, как человек, который принял решение. — 527 —
|