|
Дюруа продолжал: — О! Это для вас ужасный удар, это огромная перемена в вашей жизни, полный переворот в вашем сердце и во всем вашем существовании. Она глубоко вздохнула и ничего не ответила. Он добавил: — Как грустно молодой женщине очутиться вдруг одной. Он замолчал. Она ничего не ответила на его слова. Он прошептал: — Во всяком случае, помните о нашем договоре. Вы можете располагать мною, как хотите. Я весь в вашем распоряжении. Она протянула ему руку, бросив на него один из тех грустных и нежных взглядов, которые волнуют нас до глубины души. — Благодарю вас, вы очень добры, очень. Если бы я могла и смела сделать что-нибудь для вас, я бы тоже сказала: «Рассчитывайте на меня». Он взял протянутую руку и задержал ее, сжимая в своей, со страстным желанием ее поцеловать. Наконец, решившись, он медленно приблизил ее к своим губам и прильнул долгим поцелуем к лихорадочно-горячей надушенной коже. Потом, почувствовав, что эта дружеская ласка становится слишком продолжительной, он сумел во время отпустить маленькую ручку, упавшую на колено молодой женщины. Она сказала серьезно: — Да, я теперь одинока, но я постараюсь быть мужественной. Он не знал, как дать ей понять, что он был бы счастлив, очень счастлив жениться на ней. Конечно, он не мог сказать ей это сейчас, здесь, перед этим трупом; но все же, казалось ему, он мог бы придумать одну из тех запутанных, двусмысленных и в то же время приличных фраз, которыми можно выразить все посредством умелых намеков и недомолвок. Но этот труп, — окостенелый труп, лежавший перед ним, — стеснял его и, как преграда, стоял между ним и ею. К тому же он начал чувствовать в спертом воздухе комнаты подозрительный запах, — запах гниения, исходивший из этой разлагающейся груди, первое дыхание падали, которое несчастные покойники посылают своим родным, бодрствующим над ними, ужасное дыхание, которым они вскоре наполнят внутренность своих гробов. Дюруа спросил: — Нельзя ли открыть окно? Мне кажется, что здесь тяжелый воздух. Она ответила: — Да, я тоже это заметила. Он подошел к окну и открыл его. Ворвалась благоухающая прохлада ночи, всколыхнув пламя свечей, горевших возле кровати. Луна лила, как и накануне, свое яркое и спокойное сияние на белые стены вилл и огромную блестящую поверхность моря. Вдохнув полной грудью, Дюруа вдруг почувствовал себя окрыленным надеждами; трепещущая близость счастья овеяла его. Он обернулся: — Пройдитесь, чтобы немного освежиться; погода восхитительная, — сказал он. — 338 —
|