|
— Сама не знаю, — отвечала она. — Но почему же, в самом деле?.. Значит, вы меня боялись? Это я, а не вы, принужден жаловаться на судьбу! Мы были еле знакомы. А между тем я предан вам бесконечно; теперь вы в этом, надеюсь, не сомневаетесь? Он потянулся за ее рукой, приник к ней жадным поцелуем, потом положил на свое колено; и, тихонько играя пальцами Эммы, стал нашептывать всякие нежности. Его тусклый голос журчал, как ручеек; сквозь отсветы очков пробивался блеск глаз, пальцы его осторожно продвигались в рукав Эммы, ощупывая ее руку. Она чувствовала на своей щеке судорожное дыхание. Этот человек был ей ужасно неприятен. Она резко встала и сказала: — Я жду, сударь! — Чего же? — произнес нотариус; он вдруг стал необычайно бледен. — Денег. — Но… И внезапно он поддался напору желания: — Ну, хорошо!.. Забыв о своем халате, он полз к ней на коленях. — Останьтесь! Умоляю вас! Я вас люблю! Он схватил ее за талию. Волна крови залила щеки г-жи Бовари. Лицо ее было ужасно; она отскочила и крикнула: — Вы бесстыдно пользуетесь моим отчаянием, милостивый государь! Я женщина несчастная, но не продажная! И вышла. Нотариус остался в полном оцепенении; он сидел, уставившись на свои прекрасные ковровые туфли. То был любовный подарок. Их вид понемногу утешил его. К тому же, думал он, подобное приключение могло бы его завести слишком далеко. Эмма нервным шагом бежала под придорожными осинами. — Какой подлец! Какой хам!.. Какая гадость! — говорила она. Негодование оскорбленной стыдливости еще больше разжигалось в ней досадой на неуспех: ей казалось, что провидение сознательно и упорно преследует ее, и это льстило ее самолюбию; никогда она еще не ставила себя так высоко, никогда так не презирала людей. Ее охватило какое-то буйство. Ей хотелось бить всех мужчин, плевать им в лицо, топтать их ногами; бледная, трепещущая, взбешенная, она, не останавливаясь, быстро шагала все вперед и вперед, глядя сквозь слезы на пустой горизонт и словно наслаждаясь душившей ее ненавистью. Когда она увидела свой дом, силы покинули ее. Она не могла идти; но это было необходимо. Да и куда деваться? Фелиситэ ждала г-жу Бовари на пороге. — Ну, что?.. — Нет, — сказала Эмма. И целых четверть часа обе перебирали всех ионвильцев, какие только могли прийти на помощь. Но всякий раз, как Фелиситэ называла чье-нибудь имя, Эмма возражала: — Невозможно! Не захотят они. — А ведь скоро барин вернется! — Знаю… Оставь меня. — 198 —
|