И он стал легонько наклонять конверты, словно высыпая из них червонцы. Негодование охватило Эмму, когда она увидела, как эта толстая рука с красными, влажными, словно слизняки, пальцами касается тех листков, над которыми некогда трепетало ее сердце. Наконец-то они убрались! Вернулась Фелиситэ: Эмма выслала ее в дозор, чтобы она отвлекла Бовари; сторожа, оставленного при имуществе, быстро поместили на чердаке и взяли с него слово, что он оттуда не двинется. Вечером Эмме показалось, что Шарль очень озабочен. Она тоскливо следила за ним, и в каждой складке его лица ей чудилось обвинение. Но вот глаза ее обращались к заставленному китайским экраном камину, к широким портьерам, к креслам, ко всем этим вещам, услаждавшим ей горечь жизни, — тогда ее охватывало раскаяние, или, скорее, бесконечная досада, не гасившая страсть, а только разжигавшая ее. Шарль спокойно помешивал угли в камине, поставив ноги на решетку. Был момент, когда сторож, наверно соскучившись в своем тайнике, произвел какой-то шум. — Там кто-то ходит? — сказал Шарль. — Да нет, — отвечала Эмма, — это, верно, забыли закрыть окно, и ветер хлопает рамой. На другой день, в воскресенье, она поехала в Руан и обегала там всех банкиров, о каких только слыхала. Но все они были за городом или в отъезде. Эмма не сдавалась; у тех немногих, кого ей удалось застать, она просила денег, уверяя, что ей очень нужно и что она отдаст. Иные смеялись ей прямо в лицо; все отказали. В два часа она побежала к Леону, постучалась. Ее не впустили. Наконец появился он сам. — Зачем ты здесь? — Тебе это неприятно? — Нет… но… И он признался: хозяин не любит, чтобы жильцы «принимали женщин». — Мне надо с тобой поговорить, — сказала Эмма. Он взялся за ключ. Она удержала его. — О нет, не здесь — у нас. И они пошли в свою комнату в гостиницу «Булонь». Войдя, Эмма выпила большой стакан воды. Она была очень бледна. Она сказала: — Леон, ты должен оказать мне услугу. И, крепко схватив его за руки, тряся их, объявила: — Послушай, мне нужны деньги — восемь тысяч франков! — Да ты с ума сошла! — Нет еще! И она тотчас рассказала про опись, обрисовала свое отчаянное положение: Шарль ничего не знает, свекровь ненавидит ее, отец ничем не может помочь; но он, Леон, он должен похлопотать и найти эту необходимую сумму… — Но что же делать?.. — Как ты жалок! — воскликнула Эмма. Тогда он глупо сказал: — Ты преувеличиваешь беду. Возможно, твой старик успокоится на какой-нибудь тысяче экю. — 193 —
|