Макс де Лом и Понетта беспечно флиртовали, сидя рядом. До ее слуха, как в тумане, донесся голос Рансома: — В кабинете было бы лучше и веселее… А мать спросила: — Что с тобой? Почему ты не снимаешь манто? Моника невнятно пробормотала: — Сейчас… я приду… И стремительно взбежала по лестнице как раз в то время, когда Люсьен стоял перед открытой дверью кабинета, на которую указывал лакей. Он снимал со своей декольтированной до пояса спутницы меховой капор. Брюнетка… злое лицо… кошачья усмешка… Очевидно, Клео… Моника ухватилась за перила — у нее подкашивались ноги. Галлюцинация?… Нет, ужасная, неоспоримая действительность. Лакей, закрывший дверь за этим невероятным видением, подошел в ней и назойливо спросил: — Что вам угодно, мадам? Она пролепетала: — Стол господина Пломбино… — и подумала: Так, значит, анонимное письмо…» Услыхав знаменитое имя, лакей весь изогнулся: — Это внизу, мадам. Позвольте вас проводить? — Нет, благодарю вас. Не помня себя, она повернулась к нему спиной и, чтобы скрыть свою боль, так стремительно побежала вниз по той же лестнице, по которой только что поднимался Люсьен, что лакей только закричал вслед: — Не туда, мадам, не туда! Но она была уже на улице и шла вдоль ряда автомобилей. Шоферы перебрасывались замечаниями. Она поравнялась с автомобилем Виньерэ. Мариус узнал ее и, удивленный, машинально приподнял фуражку: — Мадемуазель… И тогда только, как будто нуждаясь в этом последнем доказательстве, она почувствовала все свое возмущение и всю глубину страдания. Повернув, она снова прошла мимо Мариуса. На этот раз он сделал вид, что не замечает ее. Моника пошла по лестнице, ведущей в салон. Она нашла в себе силы сказать лакею, который, подозревая какое-то необычайное происшествие, растерянно смотрел на нее: — Я забыла кое-что в автомобиле. И, как автомат, снова спустилась в ресторан. Сидевшие за столом встретили ее восторженным «А!.. А!..» Пломбино указал ей место: «Рядом со мной». Но она, не садясь, наклонилась к матери и сказала ей на ухо: — Мне нехорошо, я уезжаю. Моника дрожала, и вид у нее был такой встревоженный, что мадам Лербье забеспокоилась: — Что с тобой? Я тебя провожу. — Нет, нет, оставайся, — раздраженно сказала она, — я пришлю тебе автомобиль обратно. Ты проводишь Мишель после ужина. Я лягу спать! — И прибавила: — Это ничего, уверяю тебя. Маленький приступ лихорадки. Не беспокойтесь обо мне. И, не прибавив больше ни слова, не взглянув на присутствующих, она запахнула манто и с поднятой головой вышла из зала. — 1412 —
|