— Постойте, Лео! Вы мне еще ничего не сказали. Заметив направляющихся к ним Сашу Волан и Макса де Лом, он тихо и быстро шепнул: — Завтра в шесть часов у Аники. Ваши родители обедают в Елисейском дворце, и времени у нас довольно… — А где мы встретимся? — За чаем на Вандомской площади. Я буду с Еленой Сюз. — Вы просто душка. Он уже церемонно прощался, как вдруг волнение и усиливающийся гомон толпы заставили их взглянуть в другую сторону. Публика теснилась, освобождая проход. Как большой корабль вплыл сухой, бритый человек — американский миллиардер Джон Уайт. Корабль сопровождала ныряющая в волнах шлюпка — генеральша Мерлэн собственной персоной, председательница общества помощи увечным воинам во Франции. Окруженная шумной толпой пожилых мужчин и изящных дам, она показывала товар знатному иностранцу. — Вот это серьезные клиенты, — шутливо сказал Лео, — я исчезаю. Стоя спиной к Жинетте, равнодушная к ее успехам, Моника с удивлением заметила, что волны этих официальных персонажей направляются в ее сторону. Кого они искали? Вероятно, заведующую столом мадам Гютье, вице-председательницу общества. Шествие остановилось перед ее выставкой искусственных цветов. Жинетта побледнела от зависти. Жеманная мадам Гютье кинулась навстречу посетителям. — Позвольте вам представить, — повернулась генеральша к Джону Уайту, — нашу милую председательницу, мадам Гютье, жену бывшего министра. На угловатом лице миллиардера не отразилось ничего. Лишь механический поклон и поворот головы в сторону этой неведомой дамы. — Мадемуазель Морен, дочь известного скульптора. Несмотря на почтительный реверанс Жинетты, ее имя вызвало лишь такой же равнодушный кивок. — Мадемуазель Лербье! Выражение интереса внезапно разгладило жесткие черты американца. — А! Химические фабриканты? Знаю… А эти вещицы? Его длинное туловище склонилось над прелестными нарциссами, розами, анемонами, похожими на цветник в кукольном садике. — Мадемуазель Лербье сама их делает. И так художественно, у нее так много чисто парижского вкуса… Видя, что автомат, которого она в течение двадцати минут водила по залам без иного результата, кроме кивка головы и неопределенного «а», проявил признаки жизни, генеральша воспользовалась этим неожиданным случаем и постаралась заинтересовать своего гостя целями их общества. — Мадемуазель Лербье самая преданная наша сотрудница. Ее обожают солдаты. «Вот те на. Хорошо сказано», подумала Моника, которая только раз была в большом госпитале в Буафлери и вернулась настолько потрясенная, что не нашла в себе мужества пойти еще раз. — 1385 —
|