|
И Фани бросилась к аппарату. А через четверть часа в ее экзотическую гостиную, смущаясь от одного воспоминания о том вечере, уже входил Тишинский. Фани — любезная хозяйка — угостила его сигарой, усадила на маленький диванчик и, дымя пахитоской, начала безо всяких обиняков. — Monsieur Мишель, вы по-прежнему любите маленькую Клео Орлову? — огорошила она сразу своего собеседника. Мишель смутился: «Зачем нужно этой особе знать о его любви?» Он даже хотел дать отпор Фани, но природная искренность помещала ему сделать это. — Что значит моя любовь для Клеопатры Львовны, — произнес он с горечью помимо собственной воли, — она не любит меня и не хочет быть моею женою. — Она будет ею, Тишинский, — произнесла Фани, в упор глядя ему в лицо черными глазами. — Что… Что вы говорите! — снова с надеждой и страхом вырвалось у него… — Да, Клео согласна принадлежать вам, monsieur Мишель. Помните, вы говорили не раз в минуту откровенности, что готовы отдать всю жизнь за миг обладания Клео. Жизни от вас не потребуется, а… Впрочем, пусть она сама скажет все, что найдет нужным сказать вам. Клео, душка моя, выходи! Твой час пробил, — смеясь, крикнула Фани по направлению тяжелой портьеры, а сама поспешно скрылась в противоположную дверь. — Клео! Родная моя! Неужели это правда? — так и рванулся навстречу молодой Орловой Тишинский. — Это правда, Мишель. — И вы будете моей? Моей Клео? — Да, Мишель. Если вы этого непременно хотите… Если вы согласны за миг обладания мною простить мне те муки, которые вас ждут там, впереди… — О, моя детка! Заранее прощаю вам все… все прощаю… Вы не можете быть дурною… Вы не обманете меня. Ведь вы же хорошо и честно рассказали мне, помните, ваше прошлое… И я верю вам слепо. — Напрасно, Мишель… Я дурная… Но… — Детка! Крошка, любовь моя, я весь ваш, верный раб… готовый на все ради вашего блага. — И не проклянете меня за грядущие муки? — Полно. Разве есть место проклятью там, где царит такая любовь, как моя! — Спасибо, Мишель. Тогда еще одна просьба. Назначьте свадьбу возможно скорее… Завтра, послезавтра, если можно. — Когда хочешь, моя родная, я весь в твоем распоряжении. Приказывай. Каждое твое слово — закон, — произнес он, со страстной горячностью целуя ее маленькие ручки. Клео отвернулась. На глаза ее навернулись слезы. Эта неподкупная любовь трогала даже ее эгоистичное сердце. Невольно напросилось сравнение с чувством того, другого. Что было бы, если бы Арнольд любил ее так же?.. — 1364 —
|