|
— Взять эту тварь, раздеть до рубахи и посадить до утра в темный чулан. Берта вскочила было, — и сама на нее с кулаками: — Грунька! да ты что? пьяна или сбесилась? А та опять ее — рраз! — Это, — говорит, — тебе затем, чтобы ты запомнила раз навсегда, что никаких Грунек тут нет, а есть твоя хозяйка Аграфена Панфиловна, мадам Веселкина, которая вольна тебя заставить ей ноги мыть и эту воду пить. А за то, что ты смела в моем доме буянить и мою прислугу изувечила, получишь еще и еще… Дайте-ка ей, девушки, хорошего раза! И избили тут горничные Берту до того, что она чувства потеряла и в обморок впала. А Грунька с Эстер стояли и смотрели. А потом Берту раздели, отнесли в чулан и заперли. В чулане, впрочем, пробыла она недолго. Нюта Ямочка узнала — расплакалась, стала перед Грунькой на колени, руки целовала, умолила выпустить. И вовремя, потому что Берта уже рубаху на себе разорвала и полоски в веревку вила, чтобы удавиться. Конечно, барышни пришли в волнение, возмутились, — бунтовать! бунтовать! Но время было уже позднее, пришел оркестр, начали съезжаться гости, заработали спальни и буфет. Не портить же было открытия забастовкой или общим скандалом. Отложили объяснение с хозяйкой на завтра, а покуда только — бойкот молчат. Работать исправно, будто ни в чем не бывало, но ни с Грзияисою, ни с Эстер — ни одного слова иначе, как по делу, — чтобы чувствовали надвигающуюся грозу. Но тем, само собой разумеется, бойкот их — как с гуся вода. Да и не выдержали. Нютка наотрез отказалась: — Чтобы я с Грушей поссорилась? Да ни за какие миллионы! Дунечка Макарова при одной мысли прогневать Эстер позеленела и затряслась, как осиновый лист. Финка, шведка и негритянка, ничего не понимая, только глазами ворочали. А рижская немка находила, что барышни напрасно волнуются, не случилось ничего особенного: хозяйка в своем праве, — я, дескать, в третьем заведении живу… так ли еще бьют! Аня Фартовая и Эмилька Сажень, две дылды, как столбы верстовые, обещались и — струсили. А Саша Заячья Губка и Дорочка Козявка, кажется, и пошептались немножко в задней комнатке, если не с самой Аграфеной Панфиловной, то с Эстер Александровной, понаушничали малую толику… Открытие удалось на славу, а ужин барышням Грунька закатила такой благодатный, с устрицами, с шампанским, что очень значительная доля их негодования потонула в бокалах и в стерляжьей ухе. Назавтра, однако, попробовали, как Нинишь настаивала, «разобраться в инциденте и отстоять поруганные права». — 1151 —
|