|
Появлению их в буластовском доме предшествовал утренний визит к Прасковье Семеновне Адели, которую Маша не видала уже два года. О приезде ее шепнула Лусьевой горничная. Маша, в радости, сорвалась с постели, как бешеная, и ринулась искать старую знакомую по всем комнатам. Но Адель была у хозяйки, а на половину Прасковьи Семеновны, как в некое святая святых, женщины, которыми она торговала, не допускались строжайше. Грозная дама так хорошо знала окружающую ее всеобщую ненависть рабынь и прислуги, что даже горничными лично при себе держала двух своих племянниц, слепо преданных ей, безобразных, но страшно сильных физически, девок с Белого озера. Одна из них на ночь ложилась, как верная собака, у порога спальни, другая — на ковре подле кровати, — только тогда Прасковья Семеновна почитала свой опочив безопасным и спала, не робея, что которая-нибудь из благородных «воспитанниц» перережет ей, сонной, горло… Свидание Адели с Буластовой продолжалось очень долго, часа три. Наконец Маша подстерегла Адель, уходящую, в большом зале, и, хотя гостью с почтением провожала сама Буластова, девушка не вытерпела, — забыла всю субординацию, так и бросилась: — Адель! Милая! Вас ли я вижу? Как я счастлива! Адель за два года переменилась неузнаваемо: совсем другой человек, величественная матрона какая-то… — Здравствуйте, Marie… — благосклонно и свысока, как принцесса, изрекла она, протягивая Лусьевой руку, затянутую в черную перчатку. — Я тоже очень рада вас видеть. — Ах, Адель!.. — восклицала Маша, хотя и несколько смущенная слишком сдержанной встречею. Адель чуть-чуть улыбнулась строгим лицом. — Не зовите меня так, Marie. Адели больше нет на свете. Есть Александра Степановна; сегодня еще Степанова, завтра Монтраше!.. — Вы выходите замуж? за вашего Этьена, не правда ли? Ах, поздравляю вас! Ах, как это хорошо! На вопросы и восклицания Маши Адель важно и снисходительно кивала головою. — Вы, дорогая Прасковья Семеновна, — обратилась она к Буластовой, — позвольте мне поговорить с Марьей Ивановной несколько минут? Та, начинавшая было уже поглядывать на Лусьеву зверем, мгновенно расплылась в масляную улыбку. — Ах, душечка, Александра Степановна! Да хоть целый день! Разве я моих барышень стесняю? Для такой-то дорогой гостьи… И она павой уплыла в свои апартаменты. — А ты, Люлюшка, — сразу переменила тон Адель, проводив Буластову взглядом, — умнее не стала… Дисциплины не понимаешь! Разве можно было так бросаться ко мне? Хозяйки — народ ревнивый… этого не любят! Если бросаешься на шею к старой хозяйке, значит, у новой жить нехорошо… Смотри! Она тебе припомнит!.. — 1156 —
|