|
— Не желаю… — угрюмо мурчал Федор, изучая носки сапогов. — Ах, черт бровастый! Ну хочешь: прикажу, чтобы жила с тобою? — Не желаю… чтобы приказывать… — Тьфу! К «гостям» Федор Фраскиту не ревновал, а если ревновал, то хорошо скрывал скрипение своего сердца: ремесло ведь! — но ни один «жилец», никто из мужчин-завсегдатаев, часто вхожих в буластовский вертеп, не смел и подумать об ухаживании за Фраскитою. Классическая трепка, которую корпусный «слон» задал жильцу Ваньке Кривуле, легендарным предостережением огласилась по всем квартирам. — Я у вас бывать не стану! — орал на саму Буластиху чопорный и франтоватый немец, домовый годовой врач ее, доктор Либесворт: популярнейший в своем роде на весь Петербург специалист, с которым, однако, пациентки избегали раскланиваться при встречах. Медицинским надзором этого гения особого рода буластовские затворницы были окружены едва ли не с большей тщательностью, чем подвергаются ему настоящие регистрированные проститутки… Его же услугами предотвращались, редкие в среде этой — невыгодные для хозяйки беременности. — Я не могу! Ваш «слон» действует мне на не-е-е-ервы!.. Ну что особенного в том, если я даже и увлекся? Ну разумно вас спрашиваю, — ну что?! А он… этакое грубое (доктор с отвращением произнес: «гррэбое») животное!.. Нет! Я… я… я и гэвэрить о нем не хочу!.. Однако мой цилиндр стоил двадцать пять рублей. Вы, madame Буластова, можете вычесть там с него или как вам угодно… но я ставлю вам в счет двадцать пять рублей! Да-с! — Ты что же, облом?! — налетала Прасковья Семеновна на Федора. Тот смиренно принимал плюходействие, но повторял: — Не желаю… чтобы… — Хоть бы вы, чертовки, отбили его у Фраскитки которая-нибудь! — озлилась Прасковья Семеновна. — Я, Федор, если ты не образумишься, кажись, тряхну стариной, сама за тебя примусь… — Ваша воля хозяйская, — уныло басил созерцатель своих сапог, — но токмо я… чтобы в законный брак… желаю… Другой «слон», — звали его Артамоном, — был человек делового характера, солидной лакейской складки, читатель газет, знаток биржевой хроники, скупец, мелкий ростовщик и в доме, и вне дома, человек с капиталом и с будущим. Он уже четвертый год жил в постоянной связи с «Княжной», о которой Маша еще у Рюлиной слыхала как о главном буластовском козыре, держал ее в большом повиновении и новых побед не искал. Когда Маша вступила в корпус, «Княжна» была в отлучке — под охраной все той же Анны Тихоновны, украшала своим присутствием Ирбитскую ярмарку. — 1101 —
|