|
— Он у нас раз десять в год стреляется. Не бойтесь: нас с вами переживет. Здоровехонек. Сейчас мы его связали и спать уложили. Уже задрых. Завтра приедет профессор Томашевский, приведет его в чувство… — Значит, слава Богу, обошлось благополучно? он себя не ранил? Дворецкий еще пуще — в смех: — Помилуйте, как же он себя ранит? Хоть и полоумный, а тела-то своего белого барского, чай, ему жалко… — Ничего не понимаю! Вы же только что сказали, что он стрелял в себя? — Ну да: в зеркало стрелял. Вот на зеркала у нас, в подобных случаях, действительно, большой расход. Сегодня разошелся, — уж очень вы его в фантазию ввели, — штук шесть перекрутил простенных да трюмо.!. Что ему стоит — от миллионов-то? — Однако по мне-то он стрелял не в зеркало?! — А это уж вы сами виноваты, что долго с ним задержались… Я вас упреждал… Да это ничего, вы не жалейте, что страха набрались: он за это особо заплатит… господин щедрый, с пониманием… — Это прекрасно, но ведь он попасть мог. — Гм… случалось, что и попадал… — Как же тогда?! — Счастьем везло, что легко, без увечья, по мякотям… Ну тысячи три-четыре в зубы, — еще и рады: хоть опять стреляй… Маргариту Михайловну знаете? — Которую? «Тебя, мой друг Марго»? — Вот-вот… Которая жандармского полковника подвела под растрату и суд… Спросите у нее, за что она от нас пенсию получает… Пятый год княжая пулька в ней катается… Я в негодование пришла: — В самом деле, этого бешеного вязать надо, только, к сожалению, вы это делаете слишком поздно! — Никак нет. В самое время. У нас рассчитано. Ежели скандал не до конца, так он обидится и не дается. А как вошел в удовлетворение и стал от своего безобразия изнемогать, тут его бери и крути. И чем крепче, тем он больше доволен… Это у него в программу входит. Не знаю, сколько сняли с «похитителя невест» Рюлина и Адель за мое похищение, — должно быть, много, потому что и я получила очень хорошие подарки. А все-таки я искренно счастлива была, что эта трагикомедия не могла повториться: женщину, однажды через нее прошедшую, «вечный шафер» уже никогда больше не брал и даже, встречая, делал вид, будто ее не знает… — Слышали? вот вам и петербуржец! Нет, знаете, нашей сестре, безответно подчиненной мужским капризам, все равно плохо: что без культуры, что в культуре! Полицеймейстер крякнул-поддакнул: — Н-да-с. Профессия, можно сказать, енотовая. Глава 9До появления в Петербурге гонимого козлом немецкого миллионера участие Марьи Ивановны в операциях госпожи Рюлиной ограничивалось по-прежнему ролью soupeuse, — ужинающей и прожигающей жизнь демивье ржки, для богатых холостых компаний и — новенькое — фигурантки для «живых картин» в афинских вечерах, которыми развлекались граф Иринский и другие маститые гости генеральши. — 1057 —
|