|
…Наш народ восхищается тобой, но он хотел бы видеть, что ты работаешь у себя в родной стране. Это пламенное желание всего народа. Имея тебя в Варшаве, мы почувствуем себя сильнее, мы вновь поднимем свои головы, склоненные под гнетом стольких бедствий. Да будет услышана наша просьба. Не отталкивай рук, протянутых к тебе». Для человека менее совестливого — какой это удобный случай уехать из Парижа с блеском, повернуться спиной к клевете и злобе! Но Мари никогда не следовала советам затаенной обиды. Она мучительно и честно обдумывает, на чьей стороне ее долг. Мысль вернуться к себе на родину и влечет ее и пугает. В том физическом состоянии, в каком находилась эта женщина, всякое решение страшит. Но было и другое обстоятельство: постройка лаборатории, которой добивались супруги Кюри, была решена. Бежать из Парижа значило превратить в ничто эту надежду, убить великую мечту. Как раз в ту пору, когда Мари чувствовала себя негодной ни к чему, ей приходилось раздираться надвое между двумя предназначениями, исключавшими друг друга. После тоскливых колебаний она с душевной болью шлет в Варшаву свой отказ. Мари, однако, не отказывается руководить издалека новой лабораторией под контролем своих двух лучших ассистентов-поляков, Даниша и Вертенштейна. В 1913 году Мари, еще больная, едет в Варшаву на открытие здания, построенного для исследований радиоактивности. Русские власти делают вид, что не знают о ее приезде: ни одно официальное лицо не принимает участия в торжественных чествованиях Мари. Прием в родной земле не стал от этого менее бурным. Первый раз в своей жизни Мари делает научный доклад на польском языке в битком набитом зале. «Прежде чем уехать, я стараюсь здесь оказать возможно больше услуг для пользы дела, — пишет она одному из своих коллег в Париже. — В среду я делала публичный доклад. Кроме того, я была и еще буду на разных собраниях. Я встретилась с хорошими намерениями и надо извлечь из них пользу. Эта несчастная страна, изуродованная варварской, нелепой властью, делает очень много для того, чтобы отстоять свою собственную нравственную и умственную жизнь. Возможно, что настанет день, когда угнетению придется отступить, а до этих пор надо продержаться. Но что это за жизнь! В каких условиях! Я снова повидала те места, с которыми связаны у меня воспоминания из моего детства и юности. Я повидала и Вислу, побывала и на кладбище, на родной могиле. Эти поездки и сладостны и печальны, а воздержаться от них невозможно». Один из торжественных приемов состоялся в Музее промышленности и сельского хозяйства, в том же доме, где двадцать два года тому назад Мари делала свои первые опыты по физике. На следующий день польские женщины дают банкет в честь Марии Склодовской-Кюри. Среди присутствующих сидит очень пожилая, седая дама и с восторгом смотрит, на ученую: это пани Сикорская, директриса того пансиона, куда ходила малютка Маня с белокурыми косичками. Мари встает с места, проходит меж столов, украшенных цветами, подходит к старой даме и, как в далекие дни раздачи наград, робко целует ее в обе щеки. Пани Сикорская плачет, а присутствующие восторженно аплодируют. — 205 —
|