Или затянется зима, и подморозит мансарду седьмого этажа. В комнате так холодно, что Мари не может спать. Она дрожит всем телом. Запас угля истощился… Ну и что ж? Разве молодая жительница Варшавы даст одолеть себя парижской зиме? Мари зажигает лампу, раскрывает большой сундук и выкладывает все одежды. Надевает как можно больше на себя, залезает в постель, накидывает кучей поверх одеяла остальное — переменное платье и белье. А все же очень холодно. Мари протягивает руку, подтаскивает единственный стул, приподнимает и кладет его на ворох платья, создавая себе смутную иллюзию чего-то тяжелого и теплого. Теперь остается только ждать сна, но неподвижно, чтобы не разрушить это сложное сооружение. А в это время вода в кувшине постепенно затягивается ледяной коркой.
Глава X
Пьер Кюри
Мари вычеркнула из программы своей жизни любовь и замужество.
Это не так уж оригинально. Бедная девушка, униженная и разочарованная первой идиллией, клянется никогда больше не любить. Тем более студентке-славянке с ее пламенным стремлением к умственным высотам не трудно отказаться от шага, ведущего зачастую девушек к порабощению, счастью и несчастью, и посвятить себя лишь своему призванию. Во все эпохи все женщины, горевшие желанием стать великими живописцами или великими музыкантами, пренебрегали любовью, материнством.
Мари создала себе свой мир, неумолимо требовательный и признающий одну страсть — к науке. Конечно, в нем находили свое место и семейные чувства и любовь к порабощенной родине. Но это все! Ничто другое не имеет значения, не существует. Таков жизненный устав двадцатишестилетней девушки, которая одиноко живет в Париже и каждый день встречается в Сорбонне и в лаборатории с юными студентами.
Ее обуревают научные мечты, преследует бедность, изводит напряженная работа. Ей неведома праздность, чреватая опасностями. Гордость и робость служат ей защитой. А также недоверие: с той поры, как семья 3. не пожелала иметь ее невесткой, Мари пришла к убеждению, что бесприданницам нельзя найти в мужчинах ни преданности, ни нежных чувств. Укрепив себя прекрасными теориями и горькими воспоминаниями, она цепляется за собственную независимость.
Неудивительно, что даровитая полька, обреченная самой бедностью на уединение, сохраняет себя для творческой работы. Но поразительно и чудесно, что даровитый ученый, француз, сберег себя для этой польки и подсознательно ждал ее. Еще тогда, когда Мари жила на Новолипской улице и лишь мечтала об учении в Сорбонне, Пьер Кюри, придя как-то домой из Сорбонны, где он уже сделал ряд важных физических открытий, записал в своем дневнике печальные строки:
— 104 —
|