|
У Булата Окуджавы и Василия Аксенова отцы расстреляны, а матери вернулись после долгих лет лагерей. У Лена Карпинского расстреляны оба родителя. Мученическая смерть, как и многолетнее лагерное выживание теперь были признаны несправедливыми. Погибшие или потерявшие лучшую часть жизни в лагерях Колымы, Магадана и множества других оказались невиновными. И вот что надо обязательно принять во внимание, чтобы хоть немного понять ту эпоху и ее людей. Поскольку пытки, к кому бы они ни применялись, есть абсолютная мерзость, сами мучения этих людей в пыточных камерах как бы искупали личное участие этих людей в Октябрьском перевороте, Гражданской войне и пореволюционном разрушении страны – в уничтожении ее крестьянства, ее образованного слоя и т. п. Потому про человека, которого пытками заставили «признаться», что он – японский шпион, а потом расстреляли, говорить: «сам же и виноват», – согласитесь, как-то неэтично. Для их детей вперед выступило главное – погибшие отцы воевали за Октябрь. И детям трудно стало от него отказаться… И все-таки – все еще сложнее. Люди, которых я стараюсь описать в этой главе, не могли жить и действовать вне представления о главной цели. Они нуждались в вере во что-то. Множество людей прекрасно обходятся без нее. Тем, кто не может жить без этого, было тяжелее – потому что иной веры, кроме веры отцов, они себе в те годы не представляли. За верой естественным образом шла надежда. Время Оттепели, время шестидесятников – это время надежд. Радостный, оптимистический, молодой порыв ощущался в песнях к тогдашним кинофильмам – например, в песне на слова Геннадия Шпаликова к фильму Г. Данелия «Я шагаю по Москве» (1963): Бывает все на свете хорошо, В чем дело, сразу не поймешь, — А просто летний дождь прошел, Нормальный летний дождь… Шестидесятники надеялись, что сумеют очистить революционные ценности «ранних» коммунистов – их отцов. Очистить от кровавой грязи террора, освободить от фальшивого звучания сталинских лет. Так, помимо веры и надежды, появился и необходимый этому слою мотив борьбы. Сначала – борьбы за решения XX съезда, то есть за полный расчет со Сталиным, убийцей миллионов. Ведь быстро стало ясно, что предстоит именно борьба – с теми, кто с ними вовсе не согласен. Тогда еще об этом своем несогласии, о любви к Сталину (даже писать эти слова тяжело…) еще не заявляли громко – так, как делают это, не стесняясь, сегодня. И Евгений Евтушенко пишет в 1962 году, после решения XXII партсъезда о выносе Сталина из мавзолея и непубличного его захоронения у Кремлевской стены, стихотворение «Наследники Сталина». — 84 —
|