|
Л. Лагин, Старик Хоттабыч (1938–1940) Я не знаю иного наслаждения, как познавать. Петрарка В Толковом словаре Даля про отрочество сказано так: пора от семи до пятнадцати лет. Этот возраст – может быть, самый важный в жизни человека. Его нельзя пропустить, потратить зазря. В эти годы складываются привычки. И надо проследить за самим собой, чтобы сложились хорошие, а не дурные. В эти годы читаются такие книжки, которые, если не прочитать их сейчас, не будут прочитаны никогда. Сами посудите – ну кто сядет читать первый раз «Приключения Тома Сойера» или «Таинственный остров» в 30 лет?! А перечитывать – летом, на даче, покачиваясь в гамаке, вспоминая с удовольствием свое первое чтение, – очень даже годится… И еще. Если вы прочитали лет в двенадцать-тринадцать рассказы Джека Лондона, где человек, сцепив зубы, из последних сил преодолевает суровые обстоятельства, борется с холодом, с нечеловеческой усталостью, – это еще может вам помочь формировать свой характер. Потому что, читая, вы преодолевали эти обстоятельства вместе с героем рассказа, вместе с ним мерзли и голодали, и проверяли себя – а смог бы я так?.. И давали себе слово – смочь… А если первый раз взяли в руки эту книгу опять-таки ближе к тридцати годам – как говорится, поздно пить боржоми… В отроческие годы принимаются важные и даже важнейшие решения. Такие, которым человек следует потом всю жизнь. Конечно, в том случае, если он серьезно относится к движению времени. То есть если достаточно рано поймет, что оно, между прочим, движется исключительно в одну сторону. И купить обратный билет – чтоб вернуться назад и доделать недоделанное – пока еще не удалось никому… Ну и, конечно, если человек с должным вниманием отнесется к особой поре своей жизни – отрочеству. 1. Маркс, марксизм, ленинизм…«Осень 68-го. Снова Югославия. Белград встречает хмуро. В Сербии традиционно доброе отношение к русским, здесь их любят, пожалуй, больше, чем где бы то ни было в мире, может быть, за исключением Черногории. Сейчас, после пражских событий, настроение настороженное. Опасаются, что за вторжением в Прагу наступит очередь Югославии» (Е. Гайдар, 1996). А что именно произошло в Праге – в последующие месяцы, уже после того, как на августовском рассвете туда вошли наши танки? – Поймите, – сказал молодой чешский коллега автору этой книги, пытаясь объяснить, что именно стало с его страной после нашего вторжения, – мы – не Россия, у нас маленькая страна. Когда убрали из культуры триста человек – это нанесло огромный удар по нашей культурной жизни в целом. — 87 —
|