|
.. У него просили билетов в самой разнообразной форме. Были такие, которые говорили, что приехали из Иркутска и уезжают ночью и не могут уехать, не посмотрев «Бесприданницы»… Кто-то говорил: – В любую цену, цена мне безразлична… – Зная Ивана Васильевича 28 лет, – вдруг шамкала какая-то старуха, у которой моль выела на берете дыру, – я уверена, что он не откажет мне… – Дам постоять, – внезапно вдруг говорил Филипп Филиппович и, не ожидая дальнейших слов ошеломленной старухи, протягивал ей какой-то кусочек бумаги. – Нас восемь человек, – начинал какой-то крепыш, и опять-таки дальнейшие слова застревали у него в устах, ибо Филя уже говорил: – На свободные! – Я от Арнольда Арнольдовича, – начинал какой-то молодой человек, одетый с претензией на роскошь. «Дам постоять», – мысленно подсказывал я и не угадывал. – Ничего не могу-с, – внезапно отвечал Филя, один только раз скользнув глазом по лицу молодого человека. – Но Арнольд… – Не могу-с! И молодой человек исчезал, словно проваливался сквозь землю» (М. Булгаков, «Записки покойника»). В тот 1992 год перед Егором Гайдаром примерно таким вот образом проходила вся страна – хоть ее представители и не лежали животом на барьере, а сидели в приемной, звонили по телефону, писали слезные письма или действовали через депутатов. «Разумеется, – вспоминал потом Егор Гайдар, – среди народных депутатов было немало достойных людей, к которым навсегда сохраню глубочайшее уважение – Борис Золотухин, Михаил Молоствов, Сергей Юшенков, Сергей Ковалев, Олег Басилашвили, Георгий Задонский и многие, многие другие. К сожалению, отнюдь не они настойчиво добиваются встреч, толкутся в приемной. Чаще всего там те, кто пробивает какую-нибудь коммерческую сделку и явно обслуживает интересы нахрапистого проходимца, жаждущего то ли экспортной квоты, то ли льготного кредита, а может быть, предлагающего какую-нибудь финансовую аферу» (Е. Гайдар, 1996). «…С течением времени я понял, что он руководился не внешним видом людей и, конечно, не их засаленными бумажками. …Умудрившись, я понял, что передо мной человек, обладающий совершенным знанием людей. Поняв это, я почувствовал волнение и холодок под сердцем…А главное, он знал их права. Он знал, кто и когда должен прийти в театр, кто имел право сидеть в четвертом ряду, а кто должен был томиться в ярусе, присаживаясь на приступочке в бредовой надежде, что как-нибудь вдруг освободится для него волшебным образом местечко» (М. Булгаков, «Записки покойника»). — 281 —
|