|
Кровавые события, сопровождавшие Конкисту и колонизацию, описаны очень подробно и современниками, и историками. Эти описания стали уже общим местом в научной и пропагандистской литературе. Но разве не менее важно говорить и о тех, кто противостоял рабству и насилию, кто защищал право и человечность? Они–то и стали своего рода «отцами» этого великого пол и культурного феномена — Латинской Америки, и среди них первое место занимает епископ мексиканского Чиапаса Бартоломе де Лас Касас. У него нашлось много противников. Однако его неверно было бы изображать исключением, одиночкой, своего рода Дон Кихотом, воюющим с ветряными мельницами. Его битвы во имя евангельской правды были вполне реальными, напряженными и суровыми. И одновременно с Лас Касасом действовала целая плеяда европейцев, которые, так или иначе, участвовали в его благородной защите угнетенных. Более того, первоначальный импульс это движение получило не от Лас Касаса. 30 ноября 1511 года колонисты Санто–Доминго на Эспаньоле (Гаити) собрались в своей церкви. Воскресное богослужение должны были совершать приехавшие из Саламанки монахи–доминиканцы. Присутствовали и сам адмирал Диего, сын Колумба, и вся местная знать. На кафедру поднимается человек в поношенной черно–белой рясе. Это отец Антонио де Монтесинос. Темой проповеди он берет слова наставника покаяния — Иоанна Крестителя: «Я — глас вопиющего в пустыне». С бесплодной пустыней сравнивает доминиканец души энкомендеро. Они не только погрязли во всевозможных грехах и забыли о Слове Божием — на их совести лежат тяжкие преступления против коренных жителей Вест–Индии. Незаметно проповедь превращается в гневную обвинительную речь. «Ответьте, — гремит монах, глядя на испанцев, — по какому праву, по какому закону ввергли вы сих индейцев в столь жестокое и чудовищное рабство? На каком основании вели вы столь неправедные войны против миролюбивых и кротких людей, которые жили у себя дома и которых вы умертвляли и истребляли в неимоверном количестве с неслыханной свирепостью?!» [1]. Проповедник умолк. В храме воцаряется напряженная тишина. Пока звучал голос доминиканца, многим казалось, что они слышат глас Страшного суда. Теперь иные растерянны, иные кипят от возмущения. Задеты их кровные интересы! А монах тем временем спокойно сходит с кафедры и вместе с тремя товарищами покидает церковь. Война объявлена. Речь де Монтесиноса — это не спонтанный порыв души. Она была продумана, написана и согласована с другими доминиканцами. Все четверо поставили под ней свою подпись. — 145 —
|