Повторяю, далеко не все члены фарисейской общины были таковы, но указанные черты фарисейства как явления реально существовали. Неудивительно, что эти люди, считавшие себя избранными «хранителями Предания», не могли примириться с тем, что какой–то галилейский Плотник говорит с ними и с народом «как власть имеющий». Законникам–фарисеям были родственны ессеи, то есть «благочестивые», хотя обе группировки и враждовали между собой. Ессеи селились в пустыне, в уединенных обителях, разбросанных по берегам Мертвого моря, где вели полумонашеский образ жизни. Они также славились строгим соблюдением обрядов, также считали себя избранной, обособленной элитой и с еще большим презрением взирали на мир, оставляя его «погибать во грехе». В их глазах свободное отношение Иисуса Христа к традициям и священным церемониям, Его сострадание к отверженным, Его общение с грешниками было, разумеется, опасным вольнодумством. Примечательно, что в Евангелии есть изречения, содержащие скрытую полемику с ессейством. Это противоборство между Иисусом Назарянином и религиозными вождями евангельской эпохи Отеро Сильва объясняет новым пониманием Бога, которое принесла евангельская проповедь. «Для Иисуса, — говорит в романе старик Иаков, — Яхве просто отец. Очень добрый отец, одинаково любящий своих детей, даже неблагодарных и порочных. Древние верили, что Бог — это безграничная далекая–предалекая сила, живущая где–то там, за звездами, за небесной лазурью, употребляющая свое всемогущество, чтобы карать неверных. Иисус видит в Боге словно бы отца близкого и любвеобильного, который выбирает милосердие, чтобы выразить свое всемогущество. Бога — доброго отца, обитающего где–то среди нас, не могут допустить книжники со своими забитыми наукой головами, но для простого народа это ясная и чистая истина». В чем–то писатель несколько упрощает дело. И в Ветхом Завете знали Бога как «многомилостивого», и в Ветхом Завете возвещалась его любовь к людям. Вместе с тем Христос отнюдь не учит, что грех оставляет Бога безучастным, что не существует нравственного миропорядка, в котором зло не влекло бы за собой возмездия. Однако нельзя отрицать и известной правоты Отеро Сильвы. Тайна, выраженная словами «Бог есть любовь», раскрывается в Евангелии с исключительной полнотой, неведомой древним. И это не спекулятивное «богословствование», а призыв к новой жизни. Любовь небесного Отца есть образец, идеал: она начертывает человеку путь жизни. Ответная сыновняя любовь человека к Создателю неотделима от любви к себе подобным. На этом, по слову Христа, зиждется все основание Ветхого Завета. Сам же Христос есть совершенное воплощение любви, но любви подчас подлинно требовательной. И Закон Божий, и Он сам составляют тот Краеугольный камень, о котором говорил пророк и на котором должна строиться жизнь. Обряд и традиции в проповеди Иисусовой не отрицаются. Он лишь указывает на подлинную иерархию ценностей, где сострадание, доброта, умение прощать, любовь, служение возвышаются над рамками уставов. — 112 —
|