|
Откровенный и даже несколько вызывающий тон профессора духовной академии, несомненно, отражал недавно происшедшие революционные события. Наиболее дальновидные поборники религии понимали, что одними старыми методам трудно удержать впасть над пробуждающимся народным сознанием. Нужны новые методы и новые формы воздействия. Особую надежду И. Е. Евсеев возлагает на библию. Перечисляя «главные задачи», которые необходимо в первую очередь решать церковным властям, и которые следует поставить перед собором, Евсеев на первом месте ставит задачу «распространения Библии среди народа в возможно более широкой степени». Собор, считал Евсеев, должен принять специальное постановление об этом. А из этой главной задачи вытекают и остальные: определение объема и состава русской и славянской библии и пересмотр библейских переводов. Снова и снова Евсеев настаивает на основательном пересмотре православных переводов библии и, прежде всего, — славянского. «Славянская Библия,— авторитетно утверждает Евсеев,— составлена и переведена плохо, местами совершенно непонятно... темнота перевода местами совершенно заслоняет смысл священных книг... отговорки, обычно представляемые, что неясный текст может проясняться через толкование, несостоятельны. Пусть текст остается прикрытым особою завесою там, где он выражает действительно прикровенные тайны Божии, но нет надобности сохранять неясность в обычных, вполне доступных пониманию местах, темных только в силу устарелости языка, неудачности перевода, или просто в силу засоренности случайными наслоениями, успевшими за давностью лет принять характер священного тумана». Несколько позже на своем очередном годичном собрании 28 января 1918 г. Библейская комиссия даже приняла по этому вопросу особую резолюцию, в которой выражалось пожелание, чтобы церковный собор издал специальное постановление относительно допустимости, желательности и даже обязательности домашнего чтения верующими библии, и содержалась просьба к собору принять, наконец, действенные меры к организации работы по исправлению славянского и русского переводов. О последнем И. Евсеев решительно заявил, что этот перевод, на котором отразились «все особенности не любимого детища, а пасынка духовного ведомства... неотложно требует полного пересмотра и еще лучше — полной замены». Он плох по своему составу, а язык перевода «тяжелый, устарелый, искусственно сближенный со славянским, отстал от общелитературного языка на целый век. Это совершенно недопустимый язык в литературе еще допушкинского времени, не скрашенный притом ни полетом вдохновения, ни художественностью текста». — 127 —
|