Он бродил по саду, думая обо всем этом, когда этот глупый буйвол нахально вломился в частные владения, тыча ему пальцем в грудь и требуя сенсационных сведений для его статьи. Гомосексуалисты? Боже сохрани, какое там! Монахи не были гомосексуалистами, они относились к ним с определенной долей сочувствия, но совершенно их не понимали. Старый монах твердо потребовал, чтобы Сайрус Болливаггер уходил. Последний сорвался и принялся орать что-то про могущество прессы, говоря, что своим пером он может уничтожить репутацию монастыря. Монах стоял и молча слушал, погруженный в размышления, он созерцал. Но вдруг Болливаггер поднял кулак величиной со свиной окорок и ударил монаха в грудь, сбив его с ног. Он лежал и думал в каком-то оцепенении о том, что же это произошло с человечеством, что вот такой вот увалень набрасывается с кулаками на тщедушного человека на склоне его лет. Он не понимал этого. Он лежал еще какое-то время, затем медленно, морщась от сильной боли, поднялся на ноги, колени его дрожали, ноги держали плохо. Он доковылял до камня, чтобы присесть на него, отдышаться и прийти в себя. Выкрикивая угрозы насчет «разоблачения», Болливаггер наконец перелез через забор и тяжело спрыгнул на землю с другой стороны. Он стал быстро удаляться, своей неуклюжей грузной походкой напоминая скорее пьяную гориллу, чем представителя рода человеческого. Брат Арнольд сидел там, возле искрящегося моря, обратив куда-то невидящий взор. Ничего не слыша, едва ли осознавая, что рядом пляж, громкие крики детей, шум веселящихся на пляже людей и пронзительные крики вечно недовольных жен, ругающих мужей за какие-то придуманные ими самими проступки. Вдруг Арнольд подскочил от неожиданности, на его плечо опустилась рука, и голос спросил: «Что беспокоит тебя, брат?» Он обернулся и увидел монаха примерно его возраста, глядящего на него озабоченными карими глазами. «На меня набросился репортер, он забрался сюда через забор и ударил меня в грудь», — сказал брат Арнольд. «Он потребовал, чтобы я рассказал ему, что мы все здесь гомики — гомосексуалисты — в этом монастыре, а когда я отказался, довольно резко — что ж, — тогда он меня ударил в грудь так, что я свалился наземь! Я почувствовал себя нехорошо, мне нужно было передохнуть. Но пойдем, давай вернемся в дом». Он с трудом поднялся на ноги, и двое братьев, которые провели в этом монастыре много, много лет, медленно побрели по направлению к огромному зданию, которое было их домом. — 96 —
|