Подобное положение сохранялось практически без изменений до 1980-х гг., когда, наконец, краткий критический анализ западных теорий, как правило, носивший тенденциозный характер и не учитывавший исторического развития этих направлений, по сути, уже прочно вошедших в общую копилку теоретических знаний и практических навыков серьезно работающих психотерапевтов, сменился частичным принятием гуманистической ориентации, преимущественно в варианте недирективной групповой терапии как наиболее соответствующей отечественной идеологии коллективизма. В это же время, вопреки полуофициальному запрету на занятие психотерапией, психотерапевтической практикой де-факто стали заниматься университетские специалисты-психологи, по большей части выпускники факультетов психологии МГУ и ЛГУ, начавшие активно осваивать и внедрять консультирование и психотерапию, по преимуществу гуманистической ориентации. Постепенно менялась и система обучения, подстраиваясь к нуждам практики. Так, с конца 1970-х гг. на факультете психологии МГУ им. М. В. Ломоносова, в том числе и мной, начали разрабатываться и читаться первые курсы по теории и практике психологического консультирования, а затем и психотерапии; открылась первая в Москве семейная психологическая консультация; в Ленинграде, в Институте им. В.М.Бехтерева, в Москве, на базе Клиники неврозов, стали активно внедряться групповые методы работы с больными неврозом. Преодоление комплекса неполноценности и своеобразной «местеч-ковости» отечественной психологической психотерапии породило колоссальный энтузиазм и восприимчивость к обучению, немало поразившие западных коллег, с середины 1980-х гг. прорвавших «железный занавес» и открывших дорогу прямому профессиональному общению. Побывав в Москве, Ленинграде, Вильнюсе, Тбилиси, К.Роджерс, В.Сатир, Дж.Рейнуотер и В.Франкл вынуждены были признать, что имеют дело с реально работающей и довольно многочисленной группой специалистов, обнаруживающих порой вопиющую наивность и безграмотность, но нередко удивляющих маститых специалистов своей эрудицией, начитанностью и широтой подхода. Подобные оценки и впечатления западных коллег известны автору не понаслышке, а как непосредственному участнику многих учебных семинаров и воркшопов 1980- 1990-х гг., имевшей возможность наблюдать работу, учиться и показывать собственные практические умения в тренингах этих замечательных людей и блестящих профессионалов. И действительно, не имея возможности осваивать профессию цивилизованно, многие мои коллеги (и я сама) поневоле вынуждены были занять позицию прагматичного эклектика: не будучи «ангажированы» ни одной из школ, мы с воодушевлением на собственном опыте открывали сходство и различие терапевтических направлений, что, естественно, формировало гораздо большую, чем у наших иностранных коллег, толерантность психотерапевтического мышления. — 6 —
|