Терапевт обращает внимание пациентки на механический характер ее речи. К.: Да, ненавижу я свою речь, одно и то же вот говорю, как неживая моя речь. Е.Т.: Вы сказали «речь неживая». Вы слышите это? К.: Слышу. Е.Т.: Я тоже. И это действительно трудно. Только и мне очень трудно что-либо к вам испытывать, если я не слышу, что с вами происходит, если я ваших чувств не слышу (искренне), К.: Е. Т., если я буду говорить про чувства, то я вообще буду плакать или рыдать. Е.Т.: Вы боитесь, вы избегаете своих чувств, когда говорите вот так? К.: Да. Я не хочу вообще этого. Е. Т.: Это ваше желание - и здесь не проявлять чувства (с удивлением)? К.: Ну, здесь... Ну, наверное, это идет.., сильного у меня нет разграничения - это там, а это здесь, поэтому это идет как по инерции вроде. У меня вроде образовалась какая-то стена, не только вот перед вами, а вообще какая-то защитная стена, для того чтобы мне не чувствовать... В дальнейшем К. обнаружит ту же защитную стену и во взаимоотношениях с дочерью, что первоначально предстает в ситуации психотерапии как «стена» между К. и терапевтом. Так, К. говорит (сеанс второй): «Я вам не нужна, вы чувствуете что вы мне не нужны. А у меня то же самое с И-й, она тоже чувствует, что она мне совершенно не нужна и что она мне не доверяет, а на самом деле она мне сильно нужна, и я хочу с ней найти контакт и почему-то между мною и между вами, между мною и ею получается как будто стенка...» Оказывается, что «стенка» для К. - это формы приличия, определенные рамки, в которых себя нужно удерживать, и что ею воспринимается и интерпретируется как формальность, фальшивость, неискренность себя и Другого. А вот когда К. плачет, эта «стенка» исчезает. Таким образом, за «стенкой» скрыты мощные примитивные аффективные импульсы; желание чувственного раскрепощения, раскованности, свободы в непосредственно действенном проявлении и исполнении желания в сильной интимной связи с терапевтом. Пробивается внутренний диалога «Хочу, чтоб меня любили, как мать любит свою дочь», на что мачеха внутри К. отвечает: «Просто так никто не любит, любят за что-то». Фактически К. говорит: «Хочу, чтобы меня любили без формальностей, условностей, а вы ведь, Е.Т., мне не мать». Заметна дыра, расщелина между вытесненным чувством и формальным, сугубо рациональным внешним поведением. И это первичное чувство подавляется голосом мачехи -голосом рассудка: «Никто тебя не будет любить, ты никому не нужна, поэтому нужно подстраиваться». — 314 —
|