|
— Перенос, контрперенос... — Я думаю, они имеют место и, полагаю, были и во времена Фрейда. Но тогда подавленные конфликты из детства, страхи и враждебность, которые должны были — в рамках той цивилизации — отвергаться, сейчас больше принимаются как часть нашего нормального культурного обмена. Сегодня в сексуальных отношениях мы делимся с партнером чувствами стыда, страха и враждебности. В нашем искусстве мы выражаем эту темную сторону, столь заметную в нашей культуре. Выражение инстинктивного хаоса получило каналы вынесения вовне. Следовательно, интенсивность переноса в терапии сейчас намного меньше. Перенос наиболее интенсивно происходит в наших сексуальных отношениях. Вот почему сейчас сексуальные отношения имеют такой большой потенциал для лечения и причинения боли. Именно они соединяют нас, и инстинктивные желания проявляются более мощно: вы, кожа к коже, обнимаясь, занимаетесь любовью, прикасаетесь друг к другу, и пробуждается первичная энергия, которая должна была приноситься в жертву, чтобы вы могли влиться в общество. Перенос, происходящий в терапевтических отношениях, сейчас лишь бледная тень того, что происходило во времена Фрейда, и в результате, я думаю, природа индивидуальных терапевтических отношений также изменилась, чтобы включить (признавая, что есть аспекты переноса и контрпереноса) и другие измерения. Два человека, оба страдают и борются. Два человека с экзистенциальной тревогой. Двое равных. — Ваш подход гуманистический, почти трансперсональный. Расскажите об этом немного подробнее. — Я должна немного вернуться назад. Огромное влияние на меня оказал Морено. Он был в Вене в то время, когда там интенсивно открывали психоанализ, хотя сам Морено покинул кушетку и работал в других сферах. Он вообще не исходил из медицинской модели, поскольку не был врачом. Он подходил к этому как художник, говоря, что терапевт должен быть другом, а не врачом. Он учил тому, что источник человеческого несчастья состоит в том, что мы потеряли контакт с нашей творческой способностью и спонтанностью, а их можно использовать, чтобы уменьшить боль и человеческое страдание, которое называется (на медицинском языке) болезнью или заболеванием и, следовательно, нуждается в лечении. Чтобы облегчить несчастье, мы должны вернуть те части себя, контакт с которыми был потерян на уровне как культуры, так и индивида. Он говорил, что современные люди боятся спонтанности, как первобытные люди боялись огня. Мы должны воссоединиться с этим огнем. Он говорил, что терапевт — это не тот, кто облечен какой-то властью, не проводник к бессознательному, но друг. Друг, владеющий определенными техниками, которые могут помочь привнести в жизнь новые возможности. Вот почему Морено изобрел психодраму. — 263 —
|