Итак, я просто описываю два интереса, которые тогда начали совмещаться. Затем я начала вводить некоторые техники гуманистической психологии в психиатрических отделениях больниц. Но, конечно, было трудно — ограничения, боязнь официальных рамок, представление о несчастьях людей как о заболеваниях. Все это сделало такой союз невозможным. В то же время я все дальше углублялась в свое собственное исследование того, что значило быть женщиной в нашей культуре, потому что тогда я была очень феминистически настроена. Что значило быть человеком в культуре, сильно ограничивающей нашу способность к творчеству, удовольствию, радости? Что это значило для меня лично, а также для моих отношений? В то время мы пытались понять, каково место политического аспекта в наших личных отношениях. Мы узнали, что они неотделимы от общественных институтов. Семья — зеркало происходящего в обществе, и именно здесь мы получаем основные знания. Это очень глубокие и болезненные моменты, если начинаешь их выявлять. Так было в начале и середине 70-х годов. Постепенно я осознавала, что та революция, о которой я так много говорила в 1968 году, на самом деле означала революцию в себе, в плане понимания собственной личности и того, кто я есть. Другими словами, я сильно отличаюсь от того, что думаю о себе. И это означало более глубокие исследования. — Расскажите поподробнее про “Я”... — Я росла, и мое понимание того, кто я, развивалось, как бы отталкиваясь от моих реакций на происходящее вокруг. Я усваивала, что каждый человек уникален. Затем я научилась прятать, устранять, подавлять определенные свои части, потому что они не были значимы — особенно для тех, кто воспитывался, как я, в традициях католицизма. Другие части моего “Я” поощрялись. Так, я стала идентифицироваться с теми аспектами “Я”, которым разрешалось сохраниться. Я, следовательно, вкладывала много энергии, чтобы развивать именно эти части. Затем я стала идентифицироваться с теми частями “Я”, которые разрешались. Другими словами, мои техники выживания включали устранение некоторых своих частей или, по меньшей мере, их захоронение, отрицание и идентификацию с разрешаемыми частями. Думаю и верю, что это как раз то, что есть я. Итак, открытие полной правды относительно того, кто же я, бывает долгим и иногда болезненным процессом. Все терапевты подтвердят мои слова. Это включает не просто взгляд на происходящее в моей семье, но и на то, что происходит в обществе — в школе, институтах и структурах, которые создают воспринимаемую нами реальность. — 258 —
|