|
Я ждала прихода этой юной особы с нетерпением и энтузиазмом начинающего терапевта, которому заранее понятно, что и как надо делать. Наивная, я и не предполагала, какое испытание мне предстоит! I Девочка пришла и была готова работать. Проблема ока-залась в том, что она совершенно не собиралась говорить, вообще. Я начинаю сначала осторожно, потом все более на-стойчиво и наконец задаю вопрос «в лоб»: —Твоя мама сказала, что ты сама захотела поработать [ Говорю так, а сама думаю, что этот дурацкий вопрос я задаю уже несколько раз за встречу в разных модификациях, а «в ответ — тишина». Как-то все не так складывается...
Опять глупость, полунамеки, которые моя собеседница не желает ни опровергнуть, ни подтвердить. Чувствую себя полной идиоткой, формальной к тому же. И так почти всю первую встречу. Впрочем, тогда я все-таки выкрутилась: рассказывала о возможностях терапии, о себе, Вспоминала о своих переживаниях подросткового периода и следила за телесными реакциями сидящей напро- 97 * Непридуманные истории тив девочки. Вот она поднимает голову и смотрит (заинтересованно?), когда я рассказываю о том, как проживала свое одиночество в школе... Вот чуть наклоняется вперед и улыбается, когда в моем монологе по какой-то безумной случайности появляются домашние животные («Да, у меня тоже были коты...»). Вот напрягается, замирает и почти не дышит, когда в разговоре всплывает тема физического нездоровья... К концу встречи я ощущала себя артистом разговорного жанра, устала безумно и почти с радостью думала, что на этом наше общение будет закончено. Каково же было мое удивление, когда на вопрос о ее готовности продолжить работу я получила согласный кивок. Более того, я заметила, что уходила девочка явно довольная (чем, спрашивается?), глаза ее сияли, и в движениях было больше свободы. Я же осталась с жалкими остатками своего энтузиазма и массой вопросов. Что я имею? Девчонка шестнадцати лет, которая молчит... Чего хочет — не ясно. Чего категорически не хочет — вроде понятно: говорить, и особенно про болезнь (тема ее болезни действительно долгое время будет запретной). Ну хорошо, пока болезнь трогать не будем. Но как я буду ей помогать, если из нее слова клещами вытягивать надо? Что я вообще могу здесь сделать? А вдруг я не смогу помочь?! Сегодня, просматривая описания наших встреч, я понимаю, насколько в тот момент мы были похожи. Я так же панически боялась ошибки. Так же хотела быть идеальной. Так же просчитывала шаги. Так же разочаровывалась в себе и своих возможностях. И так же... молчала об этих своих чувствах. Мне казалось мучительно невозможным признаться в своем бессилии, в своих трудностях, в своем напряжении при работе с ней. — 67 —
|