Откликаясь на просьбу об экзистенциальном понимании, когда субъектное Я клиента определяет себя как вопрошающее терапевта (Другого) о собственной сущности, аналитик в качестве реципрокного субъекта момента понимания не ввязывается в привычную для клиента игру саморефлексии и сомнений. Для последнего становление и познание собственных неизвестных свойств возможно только в режиме предположений и догадок, а окончательное утверждение своей субъективности обусловлено отношениями с Другим языка и закона. На сеансе, как и в жизни, самосознание подвластно неопределенной отраженной связи‑зависимости от других, разве что терапевт в роли Другого есть чистое Бытие, он последовательно ведет себя как безличный субъект момента взгляда, не отвечающий (в полном соответствии с психоаналитическими предписаниями) на либидный запрос клиента. В данной структуре терапевт становится непознаваемым элементом, причиной желания субъекта и способствует нахождению тех утраченных частей дискурса, которые восстанавливают непрерывность сознательной дискурсной формации клиента. Таким образом он получает доступ к бессознательным содержаниям, которые составляют основу личностных проблем и трудностей. Однако интеграция вытесненного редко осуществляется в форме рационального понимания, благодаря информации психотерапевта. Речь клиента, даже в тех редких случаях, когда апеллирует к неосознаваемым фрагментам внутреннего опыта, есть призыв к Другому в разговоре, посредством которого первый отчаянно стремится к самоутверждению, призыв часто неискренний, с целью придать себе индивидуальности в собственных глазах. Характерный признак невротической личности – раздвоенность между желанием быть похожим на других ("все как у людей") и страхом, что на самом деле это не так. Такая двойственность выражается симптомом сомнения и навязчивой жаждой подтверждения субъективности собственного Я. Патологизация дискурса обусловлена отвержением тех аспектов реальности, символическое значение которых противоречит нарциссическому удовольствию, связанному с утверждением идеальной субъективности Я. Речь как призыв, обращенный к Другому, реализует "запрос любви и понимания", утверждающий свое свойство "быть". Однако все, что отвергается в символическом регистре, может вернуться в дискурсе в завуалированной форме (иносказание, перифраза) либо в виде аграмматических, эмфатических конструкций высказываний. "Бессознательное субъекта есть дискурс Другого" – утверждает Лакан, и терапевт в качестве пансемиотического субъекта слышит его, реагирует на высказываемую в таким способом информацию и взаимодействует с автором данного дискурса. — 113 —
|