|
Терапевт: Итак, если вашу мать расстроит тот факт, что вы говорили Чарльзу [его старший брат], что бросите школу, и когда она намекнет вашему отцу об оплате репетитора, разве он не заплатит молча? Клиент: Я не думаю, что Чарльз сказал что-нибудь. На этом обсуждение закончилось. Каждый знает, что нежелательно спорить с клиентом. Но «правополушарное зерно» было посажено. Мнение, которое терапевт пытался передать, должно найти выражение в семейной динамике. Такие люди почти всегда уклончивы и действуют как интеллектуальные детективы, предвидя предполагаемые планы и мотивы других и манипулируя друг другом, говоря от чьего-то лица. Предварительно клиента спросили, почему он просто не попросит у своего отца денег вместо того, чтобы ждать, когда его мать или кто-нибудь еще сделает это за него. «Потому что это бесполезно, а я не хочу заниматься бесплодными попытками», - сказал он. Через два дня клиент позвонил и сказал: «Я хочу сказать вам что-то. Оказалось, что Чарли на самом деле разболтал всем, что я думаю бросить школу, и это на самом деле расстроило мою маму. Она знает, что все это зависит от того, заплатит ли отец за репетитора. Так она должна понять, что Билли единственный, кто может спокойно поговорить с отцом - кроме того, все знают, как он щедр со своими детьми. Но почему я должен прятаться за материнскую юбку и заставлять Билли говорить вместо меня? Что вы думаете, если я возьму быка за рога и попрошу у своего отца денег?» Точное попадание! 200 Глава 11. Примеры пустой траты времени ЭПИЛОГ Образ двусторонней улицы между лабораторией и клиникой характеризовал мое мышление на протяжении многих лет. «Процесс открытия, который происходит в клинической практике некоторых терапевтов, равноценен исследованию, [и] ... идеи, сформулированные в клинике, при условии, что их можно подтвердить или опровергнуть, могут заставить ученых торопиться в лаборатории, чтобы подвергнуть заявленную действенность контрольной проверке» (Lazarus and Davison, 1971, с. 196-197). Более того, «новшества, введенные клиницистами, это источник жизненной силы прогресса в развитии новых видов терапевтического вмешательства» (Davison and Lazarus, 1994, с. 157). Сегодня я придерживаюсь этого мнения еще сильнее. Понятия и стратегии, описанные в этой книге, базируются в основном на выводах и результатах дополнительных исследований, которые я проводил после получения докторской степени на протяжении более чем трех дюжин лет клинической практики. Возможно, дополнительные исследования являются единственным наиболее важным направлением работы, из которого я черпаю мои предположения и выводы относительно терапии. В 60-годы, которые были зенитом моей приверженности бихевиоризму, мои исследования показали, что многие достижения лечения недолговечны. Внушающее благоговение «симптоматическое замещение» было редким фактором, но после прохождения обычного ассортимента техник «поведенческой терапии» клиенты обычно переживали рецидив гораздо чаще, чем это, как кажется, признавали мои коллеги. Внимательное исследование тех случаев, когда эффект от терапии был краток, убедило меня, что клиенты научались недостаточно широкому ассортименту копинг-реакций. Таким образом, я начал пропагандировать «поведенческую терапию широкого спект- — 114 —
|