Психодрама: теория и практика. Классическая психодрама Я.Л. Морено

Примером подобной психодрамы служит менее чем двухчасовое психодраматическое исследование по­являющегося лишь при особых обстоятельствах со­стояния свободно плавающего страха у работающей преподавательницы университета, матери троих де­тей. В начале занятия клиентка сообщает, что в по­следнее время после имевших место ситуаций изо­ляции в обществе ею овладел такой сильный страх, что она чувствует себя словно парализованная и бо­ится потерять над собой контроль. Это ей тем более непонятно и еще более ее тревожит, поскольку обычно она переносит одиночество вполне спокойно.

В первой сцене психодрамы данной клиентки инсценируется межчеловеческая констелляция, предшествовавшая последнему приступу страха. В роли протагонистки клиентка вместе с другими уча­стниками группы изображает сцену, которую неза­долго до этого ей довелось пережить на молочной ферме на горном пастбище. Как и тогда, за столом в гостиной мужчина, сопровождавший ее днем ра­нее, обращается к другой даме; клиентка чувствует себя не только ущемленной, но и отверженной. Она тщетно ищет контакт с коллегой, беседующей за тем же столом с сидящим рядом с ней господином и изредка обменивающейся фразами со знакомым клиентки. Клиентка чувствует себя никому не нуж­ной. Социометрическая констелляция общества за столом воспринимается ею следующим образом.

Ее чувство лишней подтверждается в психодраматическом монологе с использованием техники дубля и связывается с прошлым опытом клиентки.

Вторая сцена психодрамы вытекает из монолога о чувстве изоляции и отверженности другими. В ней протагонистка предстает в роли восьмилетней школьницы. Когда в определенной ситуации ее бро­сают на произвол судьбы товарищи, у нее возника­ет явный аффект. Она борется со слезами.

Рис. 9. К — клиентка; 3 — знакомый.

В последующем монологе клиентка даже с помощью дубля не может припомнить ни одного эмоционального пе­реживания из своего детства. И тем не менее, чтобы исследовать семейную констелляцию, относящуюся к тому времени, протагонистку просят просто прий­ти из школы домой и изобразить в психодраме лю­бую ситуацию, которая могла бы там возникнуть. Выполнить это задание ей не удается. Ни одна мысль не приходит ей в голову. Только когда веду­щий психодрамы вводит клиентку в воображаемый родительский дом, просит ее закрыть глаза и рас­сказать, что она видит, клиентка описывает комна­ту, совсем недавно обклеенную розовыми обоями. В ней она видит себя двухлетним ребенком, вскараб­кивающимся на стоящий по соседству с детской кроваткой комод и прячущимся за большими мехо­выми игрушками. Там она напряженно ожидает, когда ее начнут искать. Для изображения своих со­всем уже стершихся в памяти воспоминаний протагонистка выбирает двух участников группы в каче­стве носителей проекции интроецированных обра­зов своей матери и няни. В третьей сцене она на­чинает с ними играть в роли ребенка. Участницы группы не имеют никаких сведений о появляющихся в сцене лицах из окружения протагонистки. Поэтому сначала они изображают мать и няню, целиком ос­новываясь на своих собственных представлениях. Вскоре это изображение уже не согласуется с вос­поминаниями протагонистки. На короткое время участницы обмениваются ролями. Клиентка теперь изображает озабоченную поисками няню, тогда как предыдущая исполнительница роли няни в детской роли протагонистки прячется за игрушками. Затем происходит аналогичный обмен ролями между кли­енткой, то есть «ребенком», и ее матерью. В роли матери протагонистка ведет себя подчеркнуто хо­лодно и держится на дистанции. После очередного обмена ролями она возвращается в детскую роль и няня отыскивает ее. В то время как няня вне себя от счастья выражает свое облегчение, ребенок де­монстрирует лишь едва заметное удовлетворение. Вдруг он жалобно говорит: «Я хочу в мою комнату. Здесь мне не нравится, отнеси меня туда, где мы с тобой живем!» В четвертой сцене они направляются в бывшую детскую комнату. В ней протагонистка об­наруживает свою мать, лежащую после родов в посте­ли с младенцем на руках. Исполнительница роли ма­тери, нежно обращаясь к старшей дочери, показывает ей младенца, что, однако, моментально вызывает у протагонистки возражение. Поменявшись ролями, она изображает надменность матери, которая не зна­ет, что сказать, а только, требуя восхищения, смотрит на старшую дочь. Вслед за этим протагонистка воз­вращается в детскую роль. Добрая, милая няня зна­комит ее с сестричкой. В тот же момент протагонистку захлестывают бурные эмоции, она бледнеет, дро­жит, задыхающимся от слез голосом указывает на символизирующий младенца пуловер в руке матери и восклицает: «Но это же я, это же я!» После этого психодрамотерапевт просит протагонистку описать в монологе свои связанные с этим событием и пережи­тые в этой сцене чувства: выражается решительно на­поминающее предпсихотическое состояние чувство деперсонализации и дереализации в смысле ощуще­ния тотальной измененности мира: «Моя комната уже не принадлежит мне, мать лежит там с чужим ребенком; но ведь этим ребенком должна быть я, но я совсем одна в страшной новой комнате. Все другое. Няня, моя Лизи, теперь с малышом. А я не малыш, или он это я? Где я? Я уже нигде. Все, что было мое, исчезло. Где же я? Мне страшно. Это ужас­но!..» Дубль словно эхо повторяет две последние фразы и затем прерывает действие. Все еще стоя на сцене, клиентка в сильном волнении восклицает: «Да ведь это и есть то ужасное чувство страха!» При последующем обсуждении сыгранных сцен она достаточно верно воспринимает, какое значение они играют в возникновении ее приступов страха. Страх возникает всякий раз, когда клиентка чувст­вует себя оттесненной в сторону другими людьми, то есть когда социометрическая констелляция «здесь и теперь» повторяет конфигурацию социаль­ного атома клиентки в самой болезненной фазе в ее раннем детстве. Теперь она способна понять свои страхи исходя из истории своей жизни. Благодаря этому новому знанию, рационально понятому и, кроме того, эмоционально пережитому, она испы­тывает значительное облегчение. Обратную связь и теплый шеринг участников группы клиентка восп­ринимает как благотворный контраст по отношению к своему граничащему чуть ли не с потерей иден­тичности чувством заброшенности в раннем детстве. Ведущих группы с недостаточной подготовкой и не­достаточным опытом в психодраме следует предостеречь от экспериментов с раскрывающей психодрамой. Не­предвиденные бурные взрывы аффекта и колебания на­строения протагониста могут возникать в психодраме на­столько неожиданно, что их можно устранить только в том случае, если ведущий психодрамы обладает разви­той способностью вчувствования и большим опытом в применении разнообразных психодраматических техник.