Мать сновидения - это я, хотя моя роль противоположна роли реальной матери; вместо того, чтобы внушать пациенту религию, я разрушаю ее для него. В действительности же я разрушаю фантазию о Христе со всем тем, что она подразумевала. Сновидение, случившееся на следующий день, было, в сущности, прояснением сна с волками. Пациент стоит и смотрит из своего окна на луг, за которым находится лес. Солнечный свет пробивается сквозь деревья, пятнами освещая траву; камни на лугу отбрасывают причудливые розовато-лиловые тени. Пациент внимательно рассматривает ветви какого-то дерева, восхищаясь узором, образуемым их переплетением. Он не может понять, почему до сих пор не нарисовал этот пейзаж. Пейзаж из этого сна следует сравнить с тем, который присутствовал в сновидении с волками в четырехлетнем возрасте. Сейчас светит солнце: тогда была ночь, обычное время страхов. Ветви дерева, на которых сидели ужасные волки, теперь пусты и переплетены чудесным узором. (Узор в сексуальном объятии.) То, что было страшным и зловещим, стало красивым и успокаивающим. Пациент удивляется, почему он никогда раньше не рисовал эту сцену; это означает, что он не мог до сцх пор восхищаться ею. Это примирение с тем, что в прошлом ужасало его, может означать лишь одно: он победил страх собственной кастрации и теперь может восхищаться тем, что другие находят прекрасным -сценой любви между мужчиной и женщиной. Пока он отождествлял себя с женщиной, он был неспособен на такое восхищение; его всецелый нарциссизм восставал против принятия подразумеваемой кастрации. Однако, преодолев идентификацию с женщиной, он избавился от страха кастрации. Как и следовало ожидать, процесс выздоровления, о котором свидетельствовало сновидение, еще не был пройден пациентом до конца. В своем следующем сновидении (на другой же день) он лежал у моих ног: возврат к его пассивности. Он находится со мной в небоскребе, из которого единственным выходом служило окно (см. первоначальный сон с волками, а также описанный выше сон), откуда спускается лестница, угрожающе свисающая до земли. Для того чтобы выйти, он должен пройти через окно. То есть подразумевается, что он не может остаться внутри и смотреть оттуда на внешний мир, а должен превозмочь страх и выйти. Он проснулся в сильной тревоге, связанной с поиском возможности избежать этого. Но единственный путь проходил для него через принятие своей собственной кастрации: или это, или реальное возвращение к его детским переживаниям сцены, имевшей патогенный характер Для его женственного отношения к отцу. Теперь он понял, что все его мысли о величии и страх перед отцом и, кроме того, его ощущение непоправимого увечья, причиненного отцом, были всего лишь предлогом для его пассивности. И когда теперь эти подмены стали очевидными, с пассивностью (которая была неприемлема и поэтому обусловливала необходимость иллюзии) больше нельзя было мириться. То, что казалось выбором между принятием или отказом с5т женственной роли, на самом деле вообще не было выбором: если бы пациент смог всецело принять эту свою роль и допустить свою пассивность, он смог бы избавиться от этой болезни, которая основывалась на механизме защиты от такой роли. — 207 —
|