Человек-волк и Зигмунд Фрейд

Поскольку период «бури и натиска» психоанализа тогда еще не был преодолен, Фрейд часто касался этой темы. Его концепции и вся теория в целом были настолько новы, что повсюду встречали сильное противодействие. В начале никто не считал необходимым опровергать психоанализ: его просто не замечали. Однако в конце концов совершенно игнорировать его стало уже невозможным, и психоанализ, вместе с его основателем Фрейдом, начал со всех сторон подвергаться жесточайшим нападкам. Поборники нравственности отвергали его потому, что он слишком большую роль отводил сексуальности, официальная же медицина осудила его как «ненаучный». Однажды Фрейд сказал мне, что лучше эти нападки, чем всеобщее молчание. Это означало, что у него есть серьезные противники, с которыми он был вынужден вступить в дискуссию. Казалось, что негодование моралистов Фрейд никогда не принимал всерьез. Как-то он смеясь рассказывал мне, как одно из собрании, на котором «безнравственные» психоаналитики подвергались острой критике, закончилось тем, что присутствующие начали рассказывать друг другу крайне непристойные шутки.

Подобное неприятие утвердило Фрейда в том, что он обязан демонстрировать максимальную объективность и исключать из своих аргументов все, имеющее эмоциональный или субъективный характер. Хорошо известно, что он никогда не боялся пересматривать свои теории, если это, по его мнению, диктовалось самой практикой, а именно наблюдениями и опытом. В качестве обоснования он мог сослаться на факт, по своей конкретности напоминающий факты, из которых исходит такая точная наука, как физика (подобно тому, как она приспосабливает свои теории к специфическому состоянию эмпирических исследований). Все это было справедливым и в отношении чрезвычайно детализированной терапевтической работы Фрейда. Если одна из его гипотез не подтверждалась ассоциациями и сновидениями пациента, он немедленно от нее отказывайся. Уже в то время Фрейд очень верил в будущее психоанализа, считая, что его длительное существование предопределено, и что он обязательно займет положенное ему место как в медицине, так и в других областях.

Фрейд очень редко говорил о взаимоотношениях в своей семье, что, учитывая условия психоаналитического лечения (перенос и т. д.), было вполне естественно. Иногда на лестнице я встречал его жену, а также трех его сыновей и двух дочерей,— таким образом, я знал их лишь наглядно. Позже я познакомился с его старшим сыном, доктором Мартином Фрейдом, который стал юристом и был связан с миром бизнеса, однако это знакомство не имеет отношения к моему анализу у Фрейда. У меня создалось впечатление, что семейная жизнь Фрейда была очень спокойной и гармоничной. Однажды во время аналитического сеанса Фрейд сказал мне, что только что получил записку от своего младшего сына3, который, катаясь на лыжах, сломал ногу, но, к счастью, травма была не очень серьезной. Затем он продолжал, что из трех его сыновей младший более всего походил на него характером и темпераментом. Позже к рассказу о своем младшем сыне Фрейд вернулся и в другой связи. Именно в то 'время меня занимала мысль о том, чтобы стать художником. Фрейд отговаривап меня, аргументируя это тем, что, хотя у меня, возможно, и есть способности, эта профессия не принесет мне удовлетворения. Он считал, что созерцательное начало, необходимое для художника, мне не чуждо, но что рациональная основа (однажды он назвал меня «диалектиком»), все же во мне преобладает. Он предлагал мне стремиться к такой сублимации, которая полностью вобрала бы в себя мои интеллектуальные интересы. По этому поводу .он рассказал мне, что его младший сын также намеревался стать художником, но затем оставил эту мысль и обратился к архитектуре. «Я выбрал бы живопись,— говорил он своему отцу,— только если бы был очень богат или очень беден». По-видимому, дело здесь в том, что живопись можно рассматривать либо как предмет роскоши и заниматься ею в качестве любителя, либо воспринимать ее очень серьезно, стремясь к чему-то действительно значительному, так как посредственные успехи в этой области не приносят: никакого удовлетворения. Если за этим стоят бедность и «железная необходимость», то они служат серьезным стимулом, способным привести к выдающимся достижениям, Фрейд приветствовал решение своего сына и находил его аргументы вполне обоснованными.