|
Рассматривая любую новинку, вскоре понимаешь, что это забытое старое, я бы сказал, банальное. То же происходит при применении свободной ассоциации. Она, с одной стороны, вынуждает пациента к признаниям неприятных истин, а с другой стороны, разрешает свободу речи и выражения чувств. Задолго до существования психоанализа воспитание детей включало удовлетворение их потребностей в нежности и любви, а также требования воздержания с целью приспособления к отвратительной реальности. Нынче от возмущенных протестов во время изложения данной позиции моего доклада спасает только высококультурная атмосфера Международного психоаналитического объединения. А то бы я услышал: «Что вы собственно хотите? Только мы вроде привыкли к принципу отказа, названному вершиной вашей активной техники, как вы снова взбудоражили нас, предложив некий запутанный метод... Вы говорили об опасности преувеличения роли отказа! А как насчет опасности изнеживания пациентов? И вообще... Разве вы вправе давать нам предписание, как и когда применять тот или иной принцип?». Успокойтесь, дамы и господа! Мы не настолько продвинулись, чтобы разбираться в деталях. Моя предварительная задача состоит лишь в том, чтобы установить возможность работы на основе этих двух принципов. Далее я постараюсь остановиться на некоторых неопределенностях. Но в любом случае в интересах утверждения новой проблематики мне придется нарушить спокойствие аналитиков. В целях умиротворения еще раз подчеркну, что рекомендуемая Фрейдом в его «Советах» объективная, сдержанная позиция врача-наблюдателя является самой надежной на первом этапе анализа и что лишь разумное, взвешенное решение определит выбор аналитического мероприятия. Да, я скромно пытался пояснить, что такое «психологическая атмосфера». Не будем отрицать, что холодная объективность врача может создать излишние трудности для пациента. Надо искать дружеские пути, не впадая в ошибки анализа материала переноса, а также в фальшивое заигрывание с невротиками. Прежде чем перейти к рассмотрению вопросов и возражений, я остановлюсь на главном аргументе в пользу релаксации, считая ее существенной наряду с отказом и, конечно, объективностью. Теоретическая и практическая значимость этого принципа подтверждается его успешным применением. Начнем с практики. В ряде случаев, когда анализ распадался, уткнувшись в якобы непреодолимое сопротивление пациента, я добивался существенного успеха, изменив прежнюю излишне жесткую тактику отказа. Релаксация позволяла сократить время на преодоление сопротивления. Совместными усилиями врача и пациента удачно обусловливалась дальнейшая работа над вытесненным материалом. Сравнительный анализ показал, что прежняя строгая отчужденность аналитика от пациента воспринималась в ряде случаев как продолжение инфантильной борьбы с авторитетом взрослых, повторяя ту же симптоматику, которая была заложена в основу невроза. Раньше я полагал при завершении лечения, что не следует опасаться сопротивления больного, которое может быть искусственно спровоцировано, надеясь, что когда аналитическое вмешательство ликвидирует все возможности сопротивления, то у загнанного в угол пациента останется лишь открытый путь к выздоровлению. Я не отрицал, что анализ мучителен для каждого невротика и пациент должен это усвоить, чтобы избавиться от болезни. Спрашивается, нужно ли чтобы пациент испытывал страдания излишние от крайне обязательных? Я применяю термин «экономия страдания» и надеюсь, что он когда-то найдет свое место, ограничивающее диктат принципов отказа и удовлетворения. — 142 —
|