|
Гераклит отождествлял себя с философом, потому что нашел логос: ища себя самого; но, с другой стороны, эта мудрость — не частное мнение Гераклита, но общая для всех. ...Именно в этом смысле Гераклит говорит об особом вдохновении, заменяющем всех пророков, поэтов и мудрецов прошлого или его времени [103]. Признанный философ, пишет Корнфорд, «доказывает пункт за пунктом и производит убедительные выводы из неоспоримых аксиом» («сперва философ должен предложить твердые логические доказательства вместо догматических заявлений»). Таким был поэт Парменид, интересовавшийся не осязаемыми объектами, а метафизическим мышлением [104]. Он сделал признание, что одна поэма (он написал ее в стихах) целиком открыта ему божеством. «Хотя эта традиция могла прийти к нему от кого-то, его путешествие к (или вокруг) небесам напоминает небесное путешествие (волшебный полет) в шаманическон ритуальной драме» [105]. Совершенно иной аспект философии представлен у Эмпедокла, который, видимо, не разделял высокомерное презрение Гераклита к «изучению многих вещей». Его натура, пишет Корнфорд, была «такой же богатой, живой и многосторонней как у Гете», приветствовавшего любую форму опыта: Он воспроизводит с адекватной полнотой каждую форму божественного безумия Платона, каждый соответствующий аспект его божества Аполлона и его прототипа Орфея и объединяет в своей собственной личности все персонажи, которые он описывает как отличающие конечное высшее воплощение перед возвращением к божественному блаженству: провидец, менестрель, терапевт и руководитель людей [106]. Эта ссылка на терапевта дает упущенный элемент в целой серии фигур провидец-поэт-пророк, ведущей к философу. Шаман является «целителем души», он кровный брат Гиппократа, физического терапевта, который позже стал первым истинным ученым древнего мира. Гений Платона заключается в том, что его философия простирается за пределы сократического «рационального дискурса» к иррациональной части души» с ее доктриной бессмертия, которая занимается припоминанием идей, «вечной реальности», с одной стороны, и будущего — с другой. Он, следовательно, соприкасается с шаманом, который «припоминает истину», и с религиозным мистиком, который находится в соприкосновении с будущим, воспринимаемым им в состояниях экстаза. Тем не менее, он остается философом-поэтом, вспоминающим ритуалы и мифы происхождения культуры. Если и есть различие, которое можно сделать между философом и религиозным мистиком, оно также применимо к философу и поэту. Ссора между философом и поэтом возникла потому, что «существует общее поле, которое каждая сторона объявляет своим собственным» [107]. Главная задача провидца — предсказать будущее, тогда как поэт занят воображаемым виденьем прошлого: — 64 —
|