|
Я не позаботилась в то время о том, чтобы проследить имя — Ник Грауланос. Это был известный азартный игрок 30-х годов. Так что помогающий мужчина, которого я проассоциировала с дружественным творческим анимусом, также является и опасным трикстером. Это относится и к моему хитрому поверхностному использованию эстетической позиции. Я проиграла всю мою жизнь с моей естественной способностью к эстетическому... Я не прошла дальше к поиску более глубоких значений в бессознательном, истинного послания, заключенного в свитках. В любом случае я была обречена на прекращение моего интереса к искусству, пока он вдруг опять не нахлынет незванный: я намеренно ослепляла себя оранжировкой цветов или садовой эстетикой. Я больше не смотрела на картины через баланс, цвет или композицию. Я отказывалась оценивать себя подобным образом. Затем, однажды, я небрежно, как ребенок, написала чернилами на листке, не уделяя внимания выученным в прошлом каллиграфическим техникам. Теперь я вижу, что искала тогда способ замещения своих сомнений в эстетической установке, отсылая их подальше ждать подлинного «слабого царапанья» глубоко внутри, объявляющего о ее возвращении в должное время. В результате всего этого процесса интроверсии она предположила совершенно неожиданную точку зрения и представила ее в скульптуре. Хотя ее работа имела характер подлинного произведения искусства, она в первую очередь делалась для нее самой, и я даже не пытаюсь описать ее здесь, опасаясь вызвать критику ее художественных заслуг. В любом случае, скульптура не появилась, пока в ней не произошла новая фаза в самораскрытии, включающая не только одну, но и другие культурные позиции. Это трансформировало эстетическую позицию в сторону осознавания того, что лежит на другой стороне всех культурных ценностей как таковых или, скорее, того, что возвращает к матрице, из которой все культурные ценности первоначально возникли. В этих скромных произведениях искусства, созданных в курсе юнгианского анализа наподобие тех, что мне тогда принесла пациентка, мы можем найти подтверждение аутентичности той точки зрения, что их эстетическая установка достигает величайших моментов осуществления. Но эти психологически мотивированные любительские художники придерживались бы сами того взгляда, что в момент их величайшего инсайта они вышли за искусство и вступили в новую фазу жизни. Здесь может остаться сомнение в возможности отделения искусства от религии, т.к. в их первоначальных проявлениях они часто кажутся идентичными: религиозный культовый объект поклонения, икона, также является произведением искусства. Однако, будучи справедливым для архаического уровня, это может быть неверно для современной культуры, какой мы ее знаем. Гете в одном из характерных для него великих предвидений утверждал, что в культуре существует разница между искусством и религией, и он косвенно показал, почему — 41 —
|