|
Ни одна из позиций не похожа на другую. Тем не менее, все они подчиняются одному закону развития. Возникая из архетипической матрицы, они затем включаются в культурный комплекс или паттерн, который помогает определить культурные различия между ними. Философская позиция. Встречая философскую позицию у пациентов или у друзей, я удивляюсь их скрупулезности в поисках правды. Такие люди — не формальные или сознательные философы, а «естественные» — средние люди, которые приобрели определенный взгляд на жизнь, поддерживающий их и дающий точку опоры в понимании того, что есть Бог, мужчина и женщина, каково их собственное место во вселенной. Юнг описал такой подход как свою собственную философскую позицию во вступительных замечаниях к «Ответу на работу». Подчеркивая субъективную сторону своей потребности прийти к такому пониманию, он говорит: Исследование средневековой натурфилософии имеет огромную важность для психологии, оно заставило меня искать ответ на вопрос: «Каков образ Бога для древних философов?» Или скорее: «Как следует понимать символы, сопровождающие их образ Бога?» Все они отмечены complex'io opposiforum /63]. В этой работе, так же как и во многих других, Юнг показывает, что следует обращаться к основному религиозному предположению, что Бог существует априори (в этом случае, Бог Ветхого Завета). Как однажды заметил великий еврейский ученый Гершом Шолем в частной беседе, Юнг начинает эту работу в преувеличенно сатирическом тоне, достойном Вольтера. Но в силу своей приверженности натурфилософии он уважает традицию тех, кто не сомневался, что Бога и религию следует принимать за основу всякого исследования. Как было показано, не существует отдельной философской концепции, выдвинутой досократическими философами, которая не происходила бы из предшествующих мифов и ритуалов древнегреческой религии [64]. Тем не менее, натурфилософия — это не религия, хотя она и выставляет веру в религиозных символах, отстаивая высшую необходимость их постижения. Однако, натурфилософское понимание может вести к подавлению важного чувства доверия к жизни или гуманистической этики. Точно так же, как эстетическая чувственность может вести к самообнажению и манерности, неконтролируемое философствование может быть чисто рациональным поиском смысла жизни, ведущим к состоянию напыщенной изолированности. Я вижу примеры пациентов, чей изначальный подход к анализу лежит в их порыве освежить свои взгляды на жизнь в целом и произвести впечатление на аналитика, с которым они могут обсуждать свои идеи бесконечно. Склонность к философствованию, следовательно, так же, как и при эстетической тенденции на ее ранних стадиях, может стать формой сопротивления, приводя к успокоенности в личных проблемах, от которых эти люди страдают и которые в первую очередь приводят их на анализ. Они настолько разумны и рассудительны, что можно не почувствовать разногласий между ними и терапевтом, так как мы тоже научены быть рассудительными и, насколько возможно, разумными. Кажется, их конфликты находят примирение в самом опыте философствования, и бывает трудно распознать, насколько они закрыты к психологическим изменениям. Но их сопротивление может и не быть таким сильным, как кажется. Большинство анализируемых достаточно готовы его оставить, чтобы погрузиться в свои собственные глубины. — 43 —
|