|
Первоначальная встреча с тенью как с наказанной Богом греховностью человечества показана в образе Ада, за которым последовало возросшее осознавание фемининного (Беатриче), что принесло исцеление в Чистилище и привело к тому чувству совершенного союза в Рае, где мужские и женские образы подходящим образом балансируются. Но это может произойти только тогда, когда личностная идентичность индивидуума достаточно сильна, чтобы справиться с напряжением между враждующими полярностями. Данте должен был найти свою идентичность между жалким смирением (стыдом) с одной стороны и грехом гордыни (самовозвеличиванием) с другой. С психологической точки зрения это как раз та фундаментальная пара противоположностей, которая переживается нестойкими людьми в одиночестве, когда они колеблются между истощением и инфляцией. Огромная опасность лежит в тенденции к инфляции, потому что она рождается из неосознаваемого желания духовного всемогущества. Различные писатели вслед за юнговским первоначальным описанием архетипического паттерна, известного как puer aeternus (вечный юноша), показали, как определенные молодые люди впадают в позицию грандиозности, которая имеет много общего с комплексом неполноценности по Альфреду Адлеру [31]. Такие молодые люди идентифицируются не с этой позицией неполноценности, но с позицией превосходства, возникающей в качестве гиперкомпенсации. Т.е. инфляция эго-сознания часто проявляется (или имеет тенденцию проявляться) как героическая позиция. Но образ героя в этом случае все еще связан по происхождению с трикстерной фигурой, которая не знает различий между правильным и неправильным, и не принимает никаких обязательств, предпочитая собственное экспериментальное отношение к жизни. Для многих людей трикстерный импульс дает сильнейшее сопротивление инициации, потому что он выглядит как божественно санкционированное беззаконие, которое, возможно, становится героическим [32]. Сон моего пациента может продемонстрировать относительность этого символизма. Сновидец был молодым человеком, совершено неориентированным в своей жизни. У него были серьезные профессиональные навыки и хорошее образование, но не было специфической идентичности или реальной цели. Его отношения были постоянно переменчивыми, и он постоянно менял место работы; он был продуктом потакающей его слабостям семьи, и его религиозные верования взращивали ложное чувство безопасности. Он действительно думал, что Господь всегда все обеспечит. Было трудно ему помочь, потому что я не знал, как нанести подходящий удар по его самодовольству, как дать ему почувствовать столкновение с жизнью, вместо искусственной защиты от нее. Он, однако, страдал из-за своей жизненной ситуации и имел сильное религиозное чувство, что он должен в христианском смысле потерять самого себя, чтобы обрести себя снова. — 22 —
|