Этот случай показывает, что когда пренебрегают степенью значимости культурной позициии, то в первую очередь страдает индивидуум. Индивидуальная жизнь женщины нуждалась в зарастании сорняками, в то время как ее социальная идентичность страдала от слепой коллективизации. Несомненно, любая социальная организация в коммунистическом государстве или в капиталистическом демократическом государстве становится неэффективной при обезличивании (бюрократизации). Эта женщина стала консервативно индивидуалистичной при расширении ее социальной позиции, которая в свою очередь обернулась целиком запрограмированным социальным паттерном, где никакой индивидуум не может развиваться адекватно. Выход я вижу в том, чтобы еще раз стать социально направленной вовне, но уже в соответствии с растущим чувством истинной индивидуальности, имеющей социальную жизненность. Этот случай также показывает прагматическую ценность фемининной позиции. Здесь задействован не традиционный маскулинный идеализм, направленный на создание социальной утопии, но более непосредственный, в сущности фемининный социальный эксперимент. В этом смысле женщины выполняют социальные обязанности, обладая особой способностью индивидуализировать социальную коллективную ситуацию. Этот сон не подразумевает, что ей нужно стать своего рода матерью-землей, создающей идиллический сад, или Амазонкой — вооруженной консерваторшей. Он говорит, что женщина должна найти пути к маскулинно-ориентированным коллективным паттернам вне и внутри себя и сделать свое фемининное влияние более ощутимым. Зрелая социальная установка может сформироваться в женщине (или мужчине) с дифференцированными чувствами независимо от всех подобных социальных проявлений. При этом не нужно придавать им гипертрофированное значение. Особенно хороший пример — это госпожа Даллоуэй, лондонская домохозяйка, персонаж Вирджинии Вульф. Другой новеллист показал бы ее во внешнем аспекте жизни, но Вирджиния Вульф сконцентрировала внимание на тонком уме своей героини и ее способности к социальному влиянию через чувства: Она не сказала бы ни о ком в мире, что он является тем или этим. Она чувствовала себя очень молодой и в то же время невыразимо старой. Она проникала как нож через все, и в то же время она оставалась наблюдательницей... Не то чтобы она считала себя гораздо умнее или выше среднего. Она не могла понять, как ей удалось пройти через жизнь, опираясь на те немногие крупицы знаний, что передала ей фройлен Дэниеле. Она ничего не изучала — ни языки, ни историю. Она редко читала книги — разве что мемуары на ночь... Ее единственный талант бьи в почти инстинктивном понимании людей [11]. — 10 —
|