врывается в сознание в виде проекции, но отвергается: оно принимает форму преследователей из внешнего мира, откуда оно и пришло первоначально. Следовательно, мы делаем вывод, что наблюдающий и критикующий механизм, возникший в эго, развивается, впитывая определенные внешние, по большей части болезненные, впечатления. При шизофрении этот механизм снова становиться сознательным и отвергается с помощью проекции. Опыт работы с шизофрениками показывает, что чувство, будто за тобой постоянно наблюдают, происходит из скоптофилии, то есть из эротизированной функции эго, которая превратилась в эксбиционизм и была спроецирована на внешний мир. Пациент-непсихотик с раннего детства верил, что просто взглянув на своего отца, братьев и на других мужчин, он может их кастрировать, а также боялся, что другие могут его кастрировать одним взглядом. Этот же человек мучил себя самонаблюдением и жестокой самокритикой. Исторический анализ показал, что вначале он боялся осуждающих (и, возможно, сердитых) взглядов матери, человека, ассоциировавшегося с кастрацией. (Хорошо известно, что существуют взгляды, полные ненависти. Вера в магическую силу взгляда видна, например, в суевериях о сглазе.). Ребенком пациент явно идентифицировался с этим взглядом; и в самом деле, обычная реакция человека на внешние неприятности — внутренняя враждебность. Таким образом, при идентификации садизм деструктивных инстинктов направляется на субъекта и, смешиваясь с эксбиционистским инстинктивных компонентом, проявляется, как мазохизм. Взгляд, направленный внутрь, превращается в критикующий и шпионящий механизм. Первичное самонаблюдение (регулятор чувств удовольствия-неудовольствия) теперь соединяется с новым шпионящим механизмом, который оказывается в оппозиции к тому, что осталось от эго. Источником послужили родители или те, кто исполнял их роль. Это очень хорошо заметно при деперсонализации: этот механизм все еще остается внутренним, но ценность реальности, которую воспринимает эго, отрицается. Отрицание, как уже упоминалось, происходит от деструктивных инстинктов. Хотя попытка связать этот механизм с индивидуальными эрогенными зонами может показаться несколько рискованной, фактически нельзя отрицать, что помимо элементов визуальной сферы, в нем содержаться и элементы из слуховой сферы. Хорошо известны слуховые галлюцинации параноиков, в которых им слышатся обвинения во всевозможных злых делах; на них валятся обвинения и оскорбления. Над ними насмехаются и словами побуждают к злых делам. (Положительные голоса мы еще будет обсуждать в другой связи.) Если слушать внимательно, часто можно обнаружить, что эти слова приходят из раннего детства пациента и их произносили люди, с которыми у него были либидозные отношения. «Голоса» приказывают ему и предостерегают его; слуховые галлюцинации явно выражают родительскую критику. Ощущение, что за тобой следят, и голоса при мании преследования формируют часть этого механизма, который при паранойе проецируется на внешний мир, а у здорового человека остается внутри, и сознательное эго его почти не замечает. В сновидениях он называется цензором и представляет собой психический механизм, который в состоянии бодрствования сортирует, воспрещает и оказывает критическое влияние на намерения, желания и импульсы личности. Топографически мы поместили его в систему подсознания. Во сне критикующие слова редко становятся сознательными, и в состоянии бодрствования самокритика также крайне редко выражается в словах, а если она все же становится сознательной, она не бывает столь же нестерпимо мощной, как слуховые галлюцинации параноика. Самокритика не воспринимается сознательно; она остается в подсознание. — 115 —
|