ПТ: Но сейчас Вы это поняли? Вы согласны с нами? Айше: Да, наверное. ПТ: Если Вы сейчас поняли, что в детстве были ни в чем не виноваты, то, значит, Вы поняли все, чего не понимали раньше в этой ситуации — и тогда, в детстве, и сейчас, когда о ней думали. ВТ: Теперь ты поняла все про ту встречу — и можешь не бояться больше. Можешь не бояться, а понимать! Заключительные слова клиентки показывают, что смоделированное ко-терапевтами разрешение (проблемы) через понимание (происшедшего в детстве) есть действительно разрешение понимать: Айше: Я думаю так, что теперь понятно. Я не могла об этом случае никому рассказать — боялась, что меня не поймут, осудят. То есть что другие люди будут как я тогда — не захотят прислушаться ко мне, присмотреться. Но если люди меня не поняли — они не виноваты, я не стану сердиться. И я не виновата, если кого-нибудь не пойму. Просто надо стараться больше понимать, и не осуждать никого, если не получается. [227] ВТ: Когда я поняла Айше, я не только поняла, в чем ее проблема, но и в чем моя тоже. Так что мы квиты — она помогла мне, а я ей. ПТ: Ее проблема решилась, когда она поняла, что мы ее поняли. Теперь она сможет понимать и дальше. Айше: Да, я согласна. Все правильно, спасибо большое. Анализируя этот случай, можно выделить два взаимосвязанных между собой аспекта, над которыми стоит поразмышлять. Первый — способ взаимодействия Айше с парнем, которого она называет художником, и второй — способ переработки детской травмы. Начну со второго как более наглядного и лучше отраженного в ходе терапевтической работы. Айше восприняла и поняла встреченного субъекта как экзистенциального Другого, она не стала (или не смогла) маркировать его в качестве маньяка, насильника, психопата. Поведение черноволосого юноши можно рассматривать как адресное. Айше — адресат, получившие своеобразное послание от Другого, означенного как художник. Девочка, хотя и была сильно испугана, пыталась понять странного человека. Экзистенциальная природа понимания проявилась в том, что для Айше ведущими концептами, организовавшими восприятие Другого, стали одиночество творца, трагизм непризнания, скорбь. Вполне возможно, что окажись на ее месте человек, воспринявший ситуацию как эпизод встречи с маньяком, последняя закончилась бы намного хуже. Ко-терапевты правильно рассматривали основную проблему Айше (непонимание мимики) как результат переработки детской травмы. Они ошиблись лишь в понимании того, какая это травма — ущерб, но ущерб, нанесенный себе (а не другим). Другие не поняты, а не неправые. Когда стало понятно, то наступил момент утверждения экзистенциального статуса себя как способной к пониманию Другого. И действительно, Айше в общении очень эмпатийна, человечна, стремится понять людей, встав на их точку зрения. Она производит впечатление совсем не эгоистичного человека, доброго и участливого. — 158 —
|