Мечтание и интерпретация

Томас Огден пытается сделать эту роль и задачу (сверхзадачу) психоанализа эксплицитной. “Любой анализ хорош, кроме скучного” — вот его девиз. Огден сравнивает язык анализа с языком литературы. Хороший анализ, как и хорошая литература, должен быть интересным. И этот интерес Огден рассматри­вает как языковой эффект, как талантливое творчество, которое исходит из искрен­него переживания. Поэтому в книге Огдена появляется неожиданная глава о поэзии Роберта Фроста, поэтому он рассказывает об упражнениях чувства языка, которые выполнял, будучи студентом колледжа.

Психоанализ — это тоже поэзия, и у него должна быть своя поэтика. Пусть Огден, на мой взгляд, не всегда справляется со своей сверхзадачей и пишет до­статочно скучно — главное, что он ставит эту проблему. Подлинное и неподлинное, жизнь или deadness — смерть, психоанализ или его имитация — различить это может только чуткое ухо (и сердце).

Как известно, Фрейд получил премию Гете как оценку своего литературного дара. Хорошая психоаналитическая литература подчас становится просто (а это непросто!) завораживающей прозой, а иногда и поэзией. Графоманство в психоанализе встречается так же часто, как и в литературе, и в жизни — как имитация жизни.

В литературе есть грань, переходя которую, ты вдруг оказываешься в области графоманства. Каждый видит ее по-своему. Для меня такими знаменитыми графоманами являются Томас Манн, а из современных — Милорад Павич. Сам Огден, похоже, балансирует на этой грани — edge (“The Primitive edge of experience” — название одной из его книг). Тем не менее это блестящий автор, пытающийся переосмыслить самую суть психоанализа, и чрезвычайно популярный психоаналитик. Ему принадлежит исследование аутистически-прилегающей (autistic-contiguous) позиции и соотношения трех основных позиций — аутистически-прилегающей, параноидно-шизоидной и депрессивной (та самая “The Primitive edge of experience”). Он развивает чрезвычайно интересную идею о субъектах анализа и об аналитическом третьем. Он научился великолепно использовать свои мечтания — reveries — в повседневной практике психоанализа.

Можно только мечтать о том, что когда-нибудь вся психоаналитическая литература, литература вообще и жизнь вообще — станут интересными. Очень чеховская мечта. Это значит, что психоанализ как личное приключение и как ответ на вызов времени окажется плодотворным — “fruitful”...

Но Чехов был серьезным писателем. А Огден — серьезный аналитик. Литература — психоанализ, жизнь — не может быть скучной, в смысле серьезной. Чтение Огдена потребует большого труда и, возможно, не даст того немедленного удовлетворения, которое в литературе называется “happy end”.