Мы находим мотив вечного дома в потустороннем мире во многих погребальных ритуалах. Римляне называли могилу domus aeterna [вечный дом – лат.], что отсылает нас к египетским и древним восточным представлениям. Могилы зачастую были комфортно обставлены вещами из дома[30], и там умерший и его родня жили вместе вечно. Этруски отмечали могилы женщины домиком, а могилы мужчин фаллосом. Ступы буддийских культур, похоже, изначально имели схожий смысл. Как показал Р. Мус, они возводят свое происхождение к древним до-буддийским погребальным обрядам, в которых могильный камень представлял собой «мир мертвых в миниатюре» и, в то же время, вселенную в форме пуруши (изначального человека, космического человека). Мус подчеркивает, что: …могила – это не столько место упокоения мертвого, сколько замена нынешней смертной оболочки умершего. …Таким образом, это сконструированное тело представляет собой обиталище мертвого так же, как и его физическое тело, когда он был жив. Хотя учение подчеркивает, что Будды больше нет здесь – он ушел в нирвану – согласно популярным поверьям, в ступах заключено вечное тело Будды. Японский текст попросту утверждает: «Тело Будды, видимое снаружи – это ступа». Или же ступа, по крайней мере, та часть самого Будды, которая после паранирваны осталась в этом мире. Искусство Гандхары, испытавшее влияние западного античного искусства, также создало иллюзорные образы смерти Будды, но вскоре попыталось снова описать нереальность его смерти. Некоторые более поздние учения утверждали, что после смерти Будда все еще обладает тремя телами: Дхармакайей, подлинным абсоютным бытием; «телом блаженства», посредством которого он все еще может неким образом «существовать» в нирване; и, наконец, телом-тенью (Нирманакайя), посредством которого Будда намеренно помогает другим существам достигнуть нирваны. Всякий, кто ищет это тело-тень Будды, имеет только субъективный опыт.[31] Для нас здесь важно то, что святилище, ступа, рассматривалось как заменитель, каменное тело мертвого Будды; ступа, как мы знаем, это трехмерная мандала. Таким образом, и камень может быть домом или могилой-храмом. В этой связи у Юнга была впечаляющий сон за два месяца до смерти: Из неизвестного места он пришел в «свою» башню в Боллингене, сделанную из золота. Он держал ключ от башни в руке «и голос сказал, что «башня» теперь завершена и готова для заселения».[32] Больше всего его впечатлило полное одиночество (вокруг не было ни одного человека) и абсолютное безмолвие места. «Затем далеко внизу он увидел росомаху, учащую своего ребенка нырять и плавать в потоке воды»[33], всему тому, что этот ребенок еще не умел. — 104 —
|