|
Вплоть до XVII века в большинстве комментариев к мифу о Нарциссе его образ рассматривался как негативный. И на протяжении всего столетия преобладала негативная тенденция. Так, в «Истории о Нарциссе» Рейнольда юноша «ловит звуки Божественного голоса [Эхо] или закрывает свое сердце от Божественного проникновения. [Он] является земным, слабым, никчемным существом, а его самопожертвование не ждет ничего, кроме вечного забвения»128. Многие другие интерпретации были менее критичны по отношению к Нарциссу, но лишь в XVII веке появляется заметный позитив. Возможно, вследствие некоторой трансформации сознания мы сталкиваемся с определенными изменениями, описанными Ланселотом Ло Уайтом, который отмечал, что в Европе XVII века появились новые слова, означавшие «само-сознание» или «осознание самого себя». Впервые это произошло в 1620 году в Англии и Германии; «сознание» - «знать вместе с...» (или «делиться знаниями с другим») пришло в английский язык из латыни. Его изначальный смысл - «знать только внутри себя». По мнению Ланселота Ло Уайта, «это был решающий шаг в социальном развитии человека, который принял вид индивидуального поиска, направленного на установление предпочтительной лично для него формы порядка в окружающем его беспорядке, или же индивидуального поиска новой формы порядка внутри самого себя, которая могла сохраниться в изоляции от всего, что ее окружало»129. Весьма вероятно, что, обладая новым самосознанием, человек XVII века мог пойти на риск, связанный с опасностью, которую нес в себе образ Нарцисса, так как возрастающая сила Эго снижала опасность инфляции и регрессивного слияния с Самостью. Таким образом, в Нарциссе можно было найти необходимый творческий аспект, символизирующий здоровую тенденцию к обретению нового сознания, а не просто ужас от пребывания в тупике и постоянного ощущения никчемности. В зародыше эта тенденция появилась в академической диссертации XVII века, в которой преувеличенное самолюбование Нарцисса стало отправной точкой для описания истинной добродетели, основанной только на оценке человеком самого себя и на благородном чувстве по отношению к самому себе. Однако то любовное упрямство (perversa philautia), которое культивирует в себе Нарцисс, для автора является худшим из всех зол130. Но даже до этого, в 1650 году, немецкий иезуит Якоб Мазений весьма положительно отзывается о Нарциссе. Кратко пересказывая миф, он описывает Нарцисса, считая, что подверженный слепой любви юноша совершал свои подвиги перед тем, как их совершали все остальные, в частности, люди, предпочитавшие телесную красоту божественной благодати. Но в данном случае акцент делается совершенно на ином: Нарцисс превращается в некое подобие Бога, охваченного любовью к людям и ставшего смертным. В одной и той же символической картине: Нарцисс, влюбленный в свое изображение, - можно увидеть и потерю человеческой души, и божественное спасение131. — 107 —
|