К примеру, я достаточно отчетливо могу воспроизвести ощущение полета. По мере того как самолет набирал высоту и я наблюдал в иллюминатор за удаляющейся землей, во мне нарастало тихое чувство сомнения в безопасности того, что мне предстоит сделать. Сердцебиение несколько участилось, и во рту я ощутил сухость. Вскоре, однако, зазвенел сигнальный звонок. Мне предстояло прыгать первым, и инструктор уже сделал жест по направлению к открытой дверце. Стараясь казаться спокойным, я подошел к зияющей дыре, куда мне через несколько секунд предстояло вывалиться с парашютом. Было прохладно, пасмурно. Сквозь сероватую пелену далеко внизу виднелась земля, разлинованная зелеными квадратиками лужаек, ниточками дорог и спичечными коробками домов, — высота почти километр. Я выглянул в открытую дверцу самолета, и в этот момент меня охватило ощущение одиночества. Оно длилось всего лишь миг, потому что в следующую секунду надо было уже прыгать. Но этот миг был заполнен до предела. Одиночество новой волной накатило на меня, оттуда, из открывшейся подо мной и передо мной пропасти. Естественно, я не мог тогда сформулировать все свои мысли, да я и не мыслил — я переживал. И когда резковатый окрик инструктора «Пошел!» вонзился в мое ухо, то почти сразу же я ощутил холодный порыв ветра и промелькнувший борт самолета в опрокинувшемся небе. Затем хлопающий звук раскрывшегося парашюта резко дернул меня, и теперь я уже плавно летел в подвешенном состоянии. Вначале, когда меня спрашивали о моих ощущениях, я рассказывал о чувстве страха на пороге открытого люка. Однако история с пациентом, состояние которого я не мог понять, заставила меня еще раз вспомнить о своем прыжке, и теперь я уже осознаю, почему мое восприятие оказалось неадекватным его описанию. Дело в том, что каждый из нас пережил разный опыт. Внезапно я обнаружил, что начал понимать нечто ценное для себя — страх, как и любой другой аффект, нельзя почувствовать, его нельзя ощутить, его можно только пережить. Возвращаясь к своему небольшому приключению, я обнаружил, что испытанное мною тогда переживание в пиковый момент не являлось переживанием страха. Это было переживание одиночества. Быть может, то же самое испытывает и младенец, появляющийся на свет? Салон самолета мог легко ассоциироваться с материнской утробой, где чувствуешь себя в полной безопасности и знаешь, что о твоем существовании заботятся. Но по мере того, как самолет приближается к определенной высоте, нарастает внутренняя тревожность — так же как она нарастает в эмоциональной жизни плода, который предчувствует, что вскоре ему придется покинуть это теплое и уютное место. Звонок, приглашающий к прыжку, символически связывается с сигналом, возвещающим о приближении родовых схваток, и, наконец, необходимость прыгать в пустоту может напомнить о другой необходимости, пережитой нами когда-то в момент рождения, — раскрытый люк и простирающееся за ним чужое пространство, куда мы вынуждены выскочить. — 96 —
|